— Ничего подобного, господа! — отодвинув двух угрюмых стражей с каменными топорами на плечах, из офиса вышел улыбающийся хозяин во фраке. — Они воссозданы на мои деньги. Правительство не затратило ни копейки!
— Чего вы хотите этим добиться? — угрюмо спросил первый, пытаясь перехватить инициативу.
— Во-первых, я хочу доказать, что исчезновение Хомо неандерталис с мировой арены было либо нелепой случайностью, либо трагической ошибкой. Я полагаю, что открытие клонирования даёт моему народу шанс. А во-вторых, мне намного приятнее находиться в обществе соплеменников. Но вы, кажется, пришли не за этим? Прошу пройти в кабинет.
Гости с любопытством оглядывали интерьер. Современный компьютер стоял у стены, на которой охрой была нарисована сцена охоты на мамонта. Но рассмотреть картину в деталях не удалось.
— Я слушаю? — спросил хозяин кабинета, заняв кожаное кресло.
— Мы хотим предложить сотрудничество, — первый решил взять быка за рога. — Те цены, по которым вы отпускаете товары, разорительны.
— Почему же? — хозяин кабинета поднял бровь. — Разве не основной закон капитализма — снижение издержек производства?
— Понимаешь, — проникновенно сказал второй, — к издержкам производства обычно относят и взятки чиновникам…
— О! У меня они тоже пробовали вымогать! — засмеялся хозяин. — В подобных случаях я обычно делал вот так.
И он оскалил зубы и зарычал.
Посетители непроизвольно отшатнулись.
Хозяин довольно ухмыльнулся.
— У нас так не получается, — осторожно произнёс первый.
— А вы попробуйте, это несложно!
— Нет, вряд ли…
— В таком случае ничем не могу помочь. Я не могу увеличивать непроизводительные расходы. Я веду бизнес предельно экономно. У нас самые низкие цены, потребители довольны…
— Тебе не кажется, что он хочет от нас избавиться? — спросил второй, когда они шли к выходу. — Он общался с нами, как с пустым местом!
— Не думаю, что он захочет тратиться на киллера, — беспечно ответил первый. — Он сам сказал, что ведет хозяйство предельно экономно. Полагает, что разорит нас и так — согласно звериным законам стихийного капитализма. Но сейчас не те времена! — и он подмигнул второму. — Пусть мы немного больше потратим, но… Я знаю, к кому обратиться! Мне на киллера денег не жаль!
Они вышли во двор. Его по-прежнему устилали камышовые маты.
— Прощайте! — хозяин высунулся из окна и поднял руку.
— До свиданья! — сквозь зубы процедил первый.
Партнеры сделали ещё два шага… и земля под ними разверзлась. Сработала ловчая яма.
— Закапывайте! — хозяин опустил занесенную руку. — Нет, постойте!
Он выпрыгнул из окна и подошёл к яме. Внизу, на окровавленных кольях, корчились два тела. — Предельно экономно… — пробормотал клон.
Сумка
Плачет маленький мальчик. Мать его утешает — обычная уличная сценка.
Прохожий:
— Не плачь, а то в сумку заберу! — и показывает большую сумку.
Через 20 лет.
«И зачем только я сказал, что заберу в сумку?» — думает Иван Иванович, надрываясь.
А из сумки несутся негодующие вопли:
— Сказал «заберу», теперь корми! И пива побольше!
Если бы было так…
Их очень много на свете — исторических мест, в которых гибли невинные люди. Жанна д\'Арк, Джордано Бруно, жители Лидице, Хатыни… Сейчас во многих местах стоят мемориалы, и люди несут цветы — к Вечному огню, к монументам и памятникам.
Невеста, раскрасневшаяся от волнения, опираясь на руку счастливого жениха, низко склонилась и положила букет к основанию монумента. Она вдруг на миг позабыла об ожидающих гостях, о прошедшей церемонии, о духоте загса, о предстоящей духоте ресторана, бесчисленных криках «горько» и постоянных вставаниях, из-за которых свадьба начинает напоминать уроки физкультуры с бесконечными приседаниями…
Она подумала о тех, в чью честь соорудили данный монумент. Соорудили наспех, аляповато, бестолково — художнику либо не хватило таланта, либо он торопился отработать деньги, чтобы взяться за очередной подряд.
Но сооружен был монумент в память о действительных событиях — она помнила, как ещё живой дед приводил её, маленькую, сюда. Он ругал художника, исказившего лица, и рассказывал обо всех, изображённых на барельефе. Он знал всех, но в тот день ушёл рано утром в лес, по грибы, и потому остался жив.
Она вспомнила рассказ деда, сердце её сжалось… и маленькая слезинка выкатилась из уголка глаза.
— Ты чего? — спросил жених, но, видимо, понял и почувствовал то же самое, потому что лицо его на миг посуровело, а губы чуть дрогнули, когда сердце ощутило укол боли. Но он был мужчиной и потому мог сдержать внешнее проявление чувств.
…
Он стоял. Вокруг метались языки пламени, но он не чувствовал боли, хотя понимал, что умирает. Нельзя остаться в живых, находясь в пылающем огне.
Но вдруг на миг ему показалось, что вокруг нет испепеляющего жара, что он стоит посреди бескрайнего поля цветов, а с неба льётся дождь. Тёплый дождь, почему-то… солёный.