Я - начальник, ты - дурак

И в самом деле, откуда взять полтора десятка «пятерок», если на огневом рубеже побывали практически все, кто на то имел право.

— Эх, — Ягодин обречено махнул рукой, — помощнички!

Так уж всегда бывает: если начальник не знает как поступить, то виноват в этом не он сам, а его окружение.

И вдруг взгляд генерала задержался на старшине комендантского взвода, который обслуживал стрельбы: готовил мишенное поле, стоял в оцеплении, следил за порядком на дороге, которая вела к стрельбищу.

— Старшина! — Ягодин поднял руку, привлекая к себе внимание. — Подойди ко мне.

Крупный широкоплечий сверхсрочник, перепоясанный ремнями с кавалерийской шашкой на боку, с обожженным и обветренным до цвета красного дерева лицом, гремя шпорами приблизился к генералу.

— Старшина Сараев по вашему приказанию прибыл!

— Вольно, вольно, — махнул рукой Ягодин, — давай без церемоний. Лучше скажи, где найти два десятка стрелков, которые еще не были на огневом рубеже?

— Это можно запросто, товарищ генерал. Надо гарнизонную губу потрясти…

Выход был настолько прост и очевиден, что офицеры штаба и политотдела буквально разинули рты: как же никто из них не подумал об арестантском резерве дивизии. Ведь он никогда нулевым не бывает.

— Манов! — Ягодин поднял пуку и дал отмашку. — Ко мне!

Комендант гарнизона подполковник Манов лихим чертом подбежал к комдиву, щелкнул шпорами и застыл столбом, высоко вздернув подбородок — не живой человек, а образцовая картинка и строевого устава.

Все знали — Манов был истым служакой: он шел по жизни, держась за устав, как за путеводную нить. Он знал наизусть множество сухих статей и положений, заключавших в себе тайну армейской службы и умел их трактовать с офицерской прямолинейностью. Например, в кругу своих собутыльников он мог задать вопрос: «Вот, если бы открыть в гарнизоне бардак, то сколько в нем должно быть женщин?» И сам же отвечал на сложный вопрос: «Если исходить из уставной нормы, то на пять-шесть солдат положен один сосок. Дальше считайте сами». Устав нормировал число сосков умывальников в подразделениях, но знаток устава трактовал это куда шире и возразить ему аргументировано никто не мог.

Манов был отличным строевиком: четко рубил шаг, в движении делал взмах рукой назад до отказа, вперед — до пряжки ремня. С собой он всегда носил бархотку и по несколько раз в день доводил сапоги до зеркального блеска.

Подполковник гордился тем, что именно ему, а не кому-то другому поручили подготовить взвод почетного караула, предназначавшийся для встречи на станции Отпор великого китайского вождя Мао Цзэдуна, который собирался приехать в Советский Союз. Манов с заданием справился и получил право командовать этим взводом в момент встречи гостей. Единственное, что его удручало — великий китайский вождь увидел его в майорских погонах. Трудно объяснить почему, но Манова заставили переодеться в канун самой встречи. Такое понижение в звании на один день больно задело самолюбие Манова, но от чести быть начальником почетного караула отказаться не заставило.

На станции Отпор почетный караул при встрече Мао Цзэдуна и Чжоу Эньлая блеснул выучкой и получил благодарность. А остроумцы в дивизии стали называть бравого подполковника не иначе как «майор Манов Цзэдун».

Так вот, лихой строевик, «майор Манов Цзедун», вызванный комдивом, подбежал и подобострастно окостенел перед генералом в позе высшей офицерской почтительности.

— Сколько у тебя на губе постояльцев?

— Тридцать, товарищ генерал. Двадцать два солдата, пять сержантов и три офицера. Двадцать пять наши — кавалеристы, пять из других частей гарнизона.

— Старшина! Вместе с подполковником в машину. Отбери мне стрелков на пятнадцать отличных оценок. И мигом с ними сюда. Будем спасать дивизию. За все отвечаешь ты лично…

Уже через полчаса из гарнизона прикатил бортовой «Студебеккер», в кузове которого сидели солдаты и офицеры, вызволенные на время из заточения.

— Слезай!

Арестанты высыпались из грузовика дружной толпой. У комдива глаза округлились. Старательный уставник Манов погрузил в машину сидельцев губы в том виде, в каком их ежедневно возили на общественные работы — подметать плац дивизии и дорожки у штаба, — в расхристанном виде — без поясов.

— Не мог привезти их сюда одетыми по форме? — спросил комдив с раздражением.

— Ремни арестованным по уставу не положены, — спокойно отрезал Манов.

— А оружие им в руки можно дать? — ехидно поинтересовался генерал.

— Это как вы прикажете.

— Приказываю: первым делом опоясай людей.

В спешном порядке пришлось снять ремни с солдат роты, которая уже отстрелялась.

— Старшина Сараев, — приказал комдив, — объясни солдатам задачу. Тех, кто не сможет сделать отличной оценки, на огневой рубеж не пускай.

На «губе» сидели «хинганские орлы» с боевым опытом, приобретенным в боях в на сопках Маньчжурии, и потому оружие получили все.

Началась стрельба.

Бах! Бах! Бух!

Стрелки на огневом рубеже принялись ковать оценку дивизии.

Подполковник Манов, следивший за результатами, поднял руку — отлично.

Почин был сделан.