Я надену платье цвета ночи

Все так делали.

Тиффани не раз доводилось стоять у чужого смертного ложа. Порой всё происходило почти радостно, когда какой-нибудь добрый старик мирно слагал, наконец, со своих плеч бремя прожитых лет. Или, наоборот, трагично, если жертва была столь юна, что Смерти приходилось пригнуться, чтобы собрать свою скорбную жатву. Или же печально, но буднично — как гаснет одна из тысяч звёзд на небосклоне. В большинстве случаев Тиффани просто бродила по дому, то делая чай, то утешая скорбящих, то слушая грустные истории о добрых старых временах, но всегда оставались слова, которые живые не успели сказать усопшим. В конце концов, она решила, что эти слова, хоть и не прозвучали прежде, должны быть обязательно произнесены и запомнены в настоящем.

— Что ты думаешь насчёт слова «ребус»?

Тиффани тупо уставилась на Престона, её мысли всё ещё занимали непроизнесённые слова.

— О чём ты? — переспросила она, нахмурившись.

— Слово «ребус», — охотно повторил Престон. — Тебе не кажется, что оно похоже на бронзовую змейку, которая свернулась загогулиной, чтобы поспать?

«После такого денька, как сегодня, любая не-ведьма просто отмахнулась бы от подобной глупости, из чего следует, что мне нужно поступить иначе», — подумала Тиффани.

Престон был самым скверно экипированным стражником в замке; собственно, так и должно было быть, учитывая, что он новичок. Ему вручили сплошь дырявые кольчужные штаны[25], вопреки здравому смыслу наводившие на мысль, что моль способна жрать сталь. Кроме того, его голову украшал шлем, который, вне зависимости от размеров черепа обладателя, всегда съезжал вниз и оттопыривал уши; а также, помимо прочего, от предшественников он унаследовал кирасу, столь проржавевшую, что она вполне сгодилась бы на дуршлаг.

Зато его взгляд всегда был очень внимательным; до такой степени, что многие начинали нервничать. Престон не просто глядел. Он смотрел столь тщательно, что объекты внимания ощущали взгляд даже после того, как он отводил глаза. Тиффани понятия не имела, что творится у него в мозгах, но они явно были полны разных мыслей.

— Ну, честно говоря, я никогда особенно не размышляла над словом «ребус», — медленно проговорила Тиффани, — однако оно действительно кажется каким-то металлическим и ползучим.

— Я люблю слова, — сказал Престон. — Например, «всепрощение», разве оно не звучит именно так, как должно звучать? Вроде шёлкового платка, что медленно падает на ковёр? Или, скажем, «шелестение»? Вызывает ассоциации с заговорами и мрачными тайнами. Извини, я что-то не так сказал?

— Да, полагаю, кое-что, вероятно, не так, — ответила Тиффани, глядя прямо в обеспокоенное лицо Престона. «Шелестение» всегда было её любимым словом; до сих пор она не встречала никого, кто его знал. — Почему ты пошёл в стражники, Престон?

— Овец не люблю, недостаточно силён, чтобы стать пахарем, для портного слишком неловкие пальцы, и слишком боюсь воды, чтобы уплыть в море. Мама, наперекор отцу, научила меня чтению и письму, и, поскольку я не годился для нормальной работы, меня снарядили в послушники Церкви Ома. Но из церкви меня вышвырнули, потому что я задавал слишком много вопросов, типа: «Так это действительно правда, или как?» — Он пожал плечами. — В общем, быть стражником мне по нутру. — Он сунул руку за свою кирасу, которая вполне могла бы вместить небольшую библиотеку, извлёк на свет книгу и продолжил: — Если держаться подальше от начальства, остаётся много времени для чтения, а метафизика довольно интересная штука.

Тиффани моргнула.

— Что-то я потеряла нить твоей мысли, Престон.

— Неужели? — сказал юноша. — Ну вот, например, если я стою ночью на страже, и кто-то подходит к воротам, я должен спросить: «Кто идёт, враг или друг?» на что правильный ответ, разумеется, будет «Да».

Тиффани призадумалась, и постепенно начала понимать, какие проблемы испытывает Престон со своей службой. Он тем временем продолжал:

— Ребус начинается, если они ответят «Друг», потому что, а вдруг они врут? Но парни, которые любят бродить по ночам, весьма мудро изобрели своё собственное арго, на котором ответ на мой вопрос звучит так: «Вынь, наконец, нос из книги, Престон, и впусти нас немедленно!»

— А что значит «арго»? — спросила Тиффани.

Потрясающий парень. Нечасто встретишь человека, в чьих устах подобная чушь звучит столь удивительно разумно.

— Особая речь, служит чем-то вроде пароля, — пояснил Престон. — Слова, которые ваш враг неспособен произнести по определению. Если взять, например, Герцогиню, таким будет слово «пожалуйста».

Тиффани чуть не рассмеялась.

— Твои мозги однажды доведут тебя до беды, Престон.

— Ну, пока не подводили.

Тут со стороны кухни донёсся вопль. Людей от животных отличает то, что они обычно бегут на шум, а не прочь от него. Тиффани прибыла на место лишь чуть позже Престона, но они оказались не первыми. Пара девушек уже утешали повариху, мисс Шлюпку, которая всхлипывала, сидя в своём кресле, пока одна из девушек бинтовала её руку кухонным полотенцем. Пол слегка дымился, в сторонке на боку валялся кухонный горшок.