Вместо ответа Лора включила кран умывальника, смочила ладони, принялась усердно мылить их стёртым практически до основания брусочком. Взгляд иногда переводила на руки, чтобы оценить, достаточно ли для того, чтобы почувствовать себя чистой. Напряглась, когда мужская ладонь неловко прикоснулась к коже спины.
– Где ты была?.. – Повторил Женя ещё тише, а потом побледнел полностью и его зрачки расширились.
Лора молча стерпела тревожный взгляд, заставляя прочувствовать вину.
– Маринка… соседка… Она сказала, что видела тебя с мужиком. Как ты целовалась с ним, а потом села в машину и уехала. Сказал, что вы вели себя как любовники. – Ужаснулся собственным словам и обтёр лицо ладонью, сбрасывая с него напряжение. – Это… это… – Принялся заикаться, тыкая пальцем на изуродованную спину, как вдруг закрыл рот, бросил взгляд, переполненной неоправданной паникой.
– Да. Я тоже видела её в тот день. – Призналась, не понимая, почему слова так легко сорвались с губ. – И мужик, как ты правильно заметил, со мной был. И я улыбалась ему. И целовала его. А ещё он одевал меня в красивые платья, водил по салонам красоты и периодически трахал, когда появлялось такое желание. – Уколола взглядом и хмыкнула, когда муж снова покраснел, но теперь это была не ярость. Это было признание вины. – Когда ему что-то не нравилось, он меня избивал. Хотя нет, вру. Не избивал… – Сама запуталась, закрыла глаза, чтобы передохнуть. – У него было увлечение: он знал особые точки на теле человека и пользовался этим, заставляя сдыхать от боли при, казалось бы, невинном прикосновении.
– Но это… – Он снова указал взглядом на спину.
– Это ремень. У него особенный ремень. С металлическим ёжиком по контуру. И этот металл при соприкосновением с кожей, – хмыкнула, – если прикладывать определённую силу, разрывает её, принося не только боль, но и надолго оставляя рубцы, которые когда-нибудь превратятся в шрамы.
Женя не выдержал разговора в зеркальном отражении и, схватив за плечи, резко повернул к себе лицом. Развернул запястья внутренней поверхностью вверх и провёл пальцами по практически зажившим глубоким ссадинам.
– Наручники. Вряд ли он хотел, чтобы остались следы, скорее, просто обездвижить. Когда бил ремнём было больно, – снова хмыкнула, наверно от нервов по поводу того, в каком свете преподносит то, что заставляло страдать, – как оперативник, ты должен понимать, что наручники стягиваются, если стараться от них избавиться, так что, – вздохнула, – можно сказать, сама виновата.
– Кто это был? Ты… ты видела его лицо?
– Скажи, а ты меня искал? – Задала встречный вопрос, не обращая внимание на интерес мужа.
– Я… я искал… я землю носом рыл… я…
– Почему же тогда не нашёл? – Выговорила с едва сдерживаемой злостью, в ответ на его эмоциональные заверения. – А как с соседкой поговорил, так и искать не нужно?
– Я весь город перевернул, каждую собаку тряс, чтобы найти, я…
Несколько раз согласно кивнув, Лора широко улыбнулась.
– Кажется, ты спешил? – Напомнила, едва сдерживаясь, и убрала улыбку, когда муж посмотрел в глаза. – Ты иди. – Кивнула в сторону входной двери. – Я здесь буду, не исчезну. Только помни… что, пока вы все поливали меня грязью, в реальности меня избивал и насиловал посторонний мужик. Пока ты бухал, страдая по поводу того, что твоя жена последняя б***ь, я ждала тебя там. Пока ты спокойно раскрывал особо важные дела, он спрашивал в каких позах муж чаще меня имеет. И ещё, я хочу, чтобы ты знал. – До боли в шее задрала подбородок, чтобы увидеть его глаза. – Я ответила на все его вопросы. Даже о том, брала ли у тебя в рот, спала ли с тобой, пока была беременна и ещё тысячу вопросов в том же духе. И ответила честно. А ты иди… служи. Я, с твоего позволения, хотела бы помыться.
– Ты сбежала от него? – Почему-то спросил Женя, Лора усмехнулась.
– Надоела! – Ответила дерзко.
– Он отпустил тебя?
– Я хочу помыться. – Повторила. – Потому что ещё несколько часов назад он трахнул меня, так сказать, напоследок. На долгую память. Просил не скучать. Да уйди же ты наконец! – Сорвалась на истеричный крик и долго ещё билась в крепких объятиях. До того самого момента, пока силы не закончились, пока не закончились слёзы, пока от крика не пропал голос.
Не помнила, когда осталась одна, в своей комнате. Лежала на несвежем постельном белье, которое пахло выветрившейся дешёвой туалетной водой и мужским потом. Наверно хотелось спать, но глаза не закрывались. За стенкой слышался голос мужа. Иногда он разговаривал один: по телефону; между делом приходила свекровь, давала какие-то советы, но разумно не входила в спальню. Едва ли Лора нашла бы для неё пару успокаивающих слов.
Лежала, а в голове ни единой толковой мысли как жить дальше. Лицо от пощёчины раздуло в области губы, даже не глядя в зеркало, ощущалась значительная припухлость. Но хуже было внутри. Там, где горело сердце. Казалось, хуже чем было, быть не может, но ошибалась. Такого унижения не испытала даже с Маратом. Вот она, боль. Вот она, реальная жизнь.