Читаем Я научила женщин говорить полностью

Я научила женщин говорить

А я молчу, я тридцать лет молчу.Молчание арктическими льдамиСтоит вокруг бессчетными ночами,Оно идет гасить мою свечу.Так мертвые молчат, но то понятноИ менее ужасно. . . . . . . . . . . . . . . . . . .Мое молчанье слышится повсюду,Оно судебный наполняет зал,И самый гул молвы перекричатьОно могло бы, и подобно чудуОно на всё кладет свою печать.Оно во всем участвует, о Боже!Кто мог придумать мне такую роль?Стать на кого-нибудь чуть-чуть похожей,О Господи! – мне хоть на миг позволь.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .И разве я не выпила цикуту,Так почему же я не умерлаКак следует – в ту самую минуту?. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . ..Нет, не тому, кто ищет эти книги,Кто их украл, кто даже переплел,Кто носит их, как тайные вериги,Кто наизусть запомнил каждый слог. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Нет, не к тому летит мое мечтанье,И не тому отдам я благодать,А лишь тому, кто смел мое молчаньеНа стяге очевидном – написать,И кто с ним жил, и кто в него поверил,Кто бездну ту кромешную измерил. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Мое молчанье в музыке и песнеИ в чьей-то омерзительной любви,В разлуках, в книгах... В том, что неизвестнейВсего на свете. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Я и сама его подчас пугаюсь,Когда оно всей тяжестью своейТеснит меня, дыша и надвигаясь.Защиты нет, нет ничего – скорей.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Кто знает, как оно окаменело,Как выжгло сердце и каким огнем,Подумаешь! Кому какое дело,Всем так уютно и привычно в нем.Его со мной делить согласны все вы,Но все-таки оно всегда мое. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . ..Оно мою почти сожрало душу,Оно мою уродует судьбу,Но я его когда-нибудь нарушу,Чтоб смерть позвать к позорному столбу.

1958—1964

Ленинград

Реквием
1935—1940

Нет, и не под чуждым небосводом,И не под защитой чуждых крыл, —Я была тогда с моим народом,Там, где мой народ, к несчастью, был.

1961

Вместо предисловия

В страшные годы ежовщины я провела семнадцать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде. Как-то раз кто-то «опознал» меня. Тогда стоящая за мной женщина с голубыми губами, которая, конечно, никогда в жизни не слыхала моего имени, очнулась от свойственного нам всем оцепенения и спросила меня на ухо (там все говорили шепотом):

– А это вы можете описать? И я сказала:

– Могу.

Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было ее лицом.

1 апреля 1957 г.

Ленинград