Читаем Я научила женщин говорить полностью

Я научила женщин говорить

«Плотно сомкнуты губы сухие...»

Плотно сомкнуты губы сухие.Жарко пламя трех тысяч свечей.Так лежала княжна ЕвдокияНа душистой сапфирной парче.И, согнувшись, бесслезно молиласьЕй о слепеньком мальчике мать,И кликуша без голоса билась,Воздух силясь губами поймать.А пришедший из южного краяЧерноглазый, горбатый старик,Словно к двери небесного рая,К потемневшей ступеньке приник.

Осень 1913

8 ноября 1913 года

Солнце комнату наполнилоПылью желтой и сквозной.Я проснулась и припомнила:Милый, нынче праздник твой.Оттого и оснеженнаяДаль за окнами тепла,Оттого и я, бессонная,Как причастница спала.

Ноябрь 1913

«Настоящую нежность не спутаешь...»

Настоящую нежность не спутаешьНи с чем. И она тиха.Ты напрасно бережно кутаешьМне плечи и грудь в меха.И напрасно слова покорныеГоворишь о первой любви.Как я знаю эти упорные,Несытые взгляды твои!

Декабрь 1913

Царское Село

«…Любопытно, что, когда Ахматова начинала, она была нова и ценна не своими темами, а несмотря на свои темы. Почти все ее темы были «запрещенными» у акмеистов. И тема была интересна не сама по себе, она была жива каким-то своим интонационным углом, каким-то новым утлом стиха, под которым она была дана; она была обязательна почти шепотным синтаксисом, неожиданностью обычного словаря. Был новым явлением ее камерный стиль, ее по-домашнему угловатое слово; и самый стих двигался по углам комнаты – недаром слово Ахматовой органически связано с особой культурой выдвинутого метрически слова (за которой укрепилось неверное и безобразное название «паузника»). Это было совершенно естественно связано с суженным диапазоном тем, с «небольшими эмоциями», которые были как бы новой перспективой и вели Ахматову к жанру «рассказов» и «разговоров», не застывшему, не канонизованному до нее; а эти «рассказы» связывались в сборники – романы (Б. Эйхенбаум)».

Юрий Тынянов. «Промежуток». 1924

Гость

Все как раньше: в окна столовойБьется мелкий метельный снег,И сама я не стала новой,А ко мне приходил человек.Я спросила: «Чего ты хочешь?»Он сказал: «Быть с тобой в аду».Я смеялась: «Ах, напророчишьНам обоим, пожалуй, беду».Но, поднявши руку сухую,Он слегка потрогал цветы:«Расскажи, как тебя целуют,Расскажи, как целуешь ты».И глаза, глядящие тускло,Не сводил с моего кольца.Ни один не двинулся мускулПросветленно-злого лица.О, я знаю: его отрада —Напряженно и страстно знать,Что ему ничего не надо,Что мне не в чем ему отказать.

1 января 1914