Я назову твоим именем сына. Книга 2. Юлия (СИ)

Он покрутил головой, как бы пытаясь стряхнуть всплывший перед глазами образ. «Ну, ладно, было и прошло! — внушал он себе, — встречу другую девчонку. Да! Я встречу другую, — шёпотом произнёс он, точно обращаясь к ней, — может быть, красивее тебя. Не веришь? — произнёс он уже громче». Что я несу! Бред! Сам с собой разговариваю! Он ещё раз потряс головой, отгоняя охватившее его наваждение. Не отпустило, мучительно ныло сердце. Хотелось проглотить какую-нибудь пилюлю, таблетку, чтобы забыться, чтобы, наконец-то перестало ныть сердце. И чтобы отвлечься от надоедливых воспоминаний, он начал «прокручивать» сегодняшний день рождения. «Восемнадцать, — хмыкнул он, — хоть бы врала поубедительней, — вспомнил Юльку. — Шестнадцать-то хоть ей исполнилось? А, туда же — кокетничает, глазками стреляет. Ну, нет, с малолетками не хочется иметь дело. За ручку с ней ходить? Нет, уж, увольте, не интересно». Мысли путанно перепрыгивали, припоминая события ушедшего дня. На него, вдруг, навалился неимоверный, тяжёлый сон, казалось, ещё чуть-чуть и он уснёт прямо здесь, на крыльце. Последний раз глубоко затянулся, выдохнул дым, щелчком отбросил сигарету в темноту осенней ночи, поднялся с крыльца и пошёл домой. Дома, не раздеваясь, в чём был, упал на кровать, открыл соцсети — проверить, когда Наташа была в сети последний раз. Заходила три минуты назад. Нестерпимо захотелось написать ей, может, ответит, отзовётся. Может быть, просто у неё определённые обстоятельства и она не смогла, да, не смогла, а не захотела ответить ему. А сейчас ответит и скажет: «Прости, что не перезвонила, так получилось. Когда мы увидимся?» Не стал писать. Включил медитативную музыку и уснул.

ГЛАВА 7

Он увидел её на том же самом месте, где они встретились первый раз. Снова лил дождь, она сидела на скамейке, не пытаясь укрыться. Волосы завесили лицо и некрасиво сбились в один большой неопрятный пучок. Лицо она закрывала ладонями, точно не хотела, чтобы кто-то увидел её или узнал, а может быть, она боялась, что от дождя расплывётся косметика. «Откуда здесь появилась скамейка? — удивился Влад, — недавно поставили?»

— Ната! — окликнул он её тихонько — не хотел, чтобы она испугалась от неожиданности, — Ната, — позвал он ещё раз, прислушиваясь к звучанию её имени — точно гладишь игривого котёнка по мягкой спинке.

Она вздрогнула, оторвала руки от лица, отлепила волосы, гримаса горечи исказила лицо.

— Что с тобой? — сердце его сжалось и точно спряталось в кулак, не выносимо было видеть страдание на её лице. Она не ответила, просто смотрела ему в глаза, узкие плечи нервно вздрагивали, по щекам протянулись две прозрачные дорожки из слёз. — Ответь! Что случилось? — он сел рядом, сдёрнул с себя ветровку, придвинулся к ней близко-близко, накрыл ветровкой её и свою головы. Хотелось защитить её, обнять, ощутить шелковистость её кожи, но он не мог сделать это — он держал ветровку, чуть укрывающую их от проливного дождя.

— Отстань! — грубо одёрнула она, оттолкнула его, вскочила и, не обращая внимания на ливень, быстро пошла прочь. Потом, вдруг, резко остановилась, чуть постояла, вернулась и бросила ему в лицо жестокие слова:

— Неужели ты так ничего и не понял? Ну, не люблю я тебя! Не люблю! И не надо мне названивать, писать, укрывать меня от дождя! Ничего не надо! Ни че-го мне от те-бя не на-до! Ничего! Неужели это так трудно понять!

Он, точно, окаменел. Он ничего не чувствовал, не чувствовал, что дождь льёт за ворот рубашки, не чувствовал горечи от жестоких слов. Внутри была пустота, и только сердце, сжавшееся в кулак, выстукивало: «Ничего! Ничего! Ничего!»

— Ну, что ты смотришь ягнёночком! — взбесилась она ещё сильнее от его молчания, — да, ты весь такой хороший и заботливый, а я тварь неблагодарная! Пусть так! — она снова резко развернулась, что бы уйти. Он вскочил, схватил её рукав:

— Зачем ты так! Я же не сделал ничего плохого! — она развернул её лицом к себе, чуть тряхнул.

Она сжалась, как бы опасаясь его, оглянулась по сторонам, как бы ища помощи. Попыталась вырваться, он отпустил.

— Неужели не понятно, если человек тебе не отвечает, значит, не хочет общаться с тобой. Это же так просто!

— Я понял! Теперь понял. Разве нельзя было сразу написать прямо или сказать? — он вытер мокрое лицо, на одну секунду, ему померещилось, что это слёзы заливают лицо. — За что ты так со мной?

— Я не хотела… Нет! Я не смогла бы слушать твой сладенький голосок: «Ната! — передразнила она его противным сюсюкающим голосом, — мы так давно не виделись! Я соскучился по тебе!» Она толкнула его в грудь и быстро пошла, почти побежала. Потом обернулась и прокричала, — не пиши мне и не звони! Понял? Ты мне надоел!

Он догнал её в два шага, снова схватил за руки, развернул:

— Да что ты о себе возомнила! Бабёнка с ребёнком, кому ты нужна-то была, кроме меня! В первый же день знакомства, потащилась ко мне. Другой бы сразу же тебя использовал! Да пошла ты! Одинокая звезда! Пока! — он презрительно скривил губы, — и не пиши мне, если тебе будет плохо. Поняла?