Барбара сжала губы и кулаки и, казалось, сглатывала теннисный мячик. Она склонила голову, но не плакала.
Я зауважал ее.
— Что… что я должна сделать? — прошептала она.
Череп почесал шею. Его ублюдочный мозг напряженно заработал.
Затем, поколебавшись немного, сказал:
— Ты должна… показать нам. Ты должна всем показать
Барбара вздрогнула:
— Что я должна вам показать?
— В прошлый раз ты показала титьки. — И повернулся к нам. — На этот раз покажешь нам пипиську. Лохматую пипиську. Ты снимешь трусы и всем ее покажешь. — И грубо захохотал, ожидая, что и мы сделаем то же самое. Но все молчали, оледенев, словно ветер с Северного полюса внезапно залетел в эту долину.
Это было уж чересчур. Никто из нас не горел желанием увидеть, что там у Барбары между ног. Это было наказанием также и для нас. У меня свело желудок. Мне захотелось оказаться далеко отсюда. Было что-то грязное во всем этом, что-то… Не знаю что… Мерзкое, вот что. И мне было неприятно, что и моя сестра присутствует при этом.
— И не думай даже, — покачала головой Барбара. — Даже если побьешь меня.
Череп поднялся и пошел к ней, не вынимая рук из карманов. В зубах у него был стебель пшеницы.
Остановился напротив. Нагнул шею. Не потому, что был намного выше Барбары. И даже не потому, что был сильнее ее. Я бы не ввязался в спор о том, кто бы победил, если бы Череп и Барбара подрались. Если бы Барбаре удалось свалить его с ног и оказаться наверху, она смогла бы его придушить.
— Ты проиграла. И снимай штаны. Будет тебе уроком, дура.
— Нет!
Череп влепил ей оплеуху.
Барбара зашлепала губами, как форель, и стала тереть щеку. Но так и не заплакала. Повернулась к нам.
— Молчите? — проканючила она. — Вы такие же, как он!
Мы молчали.
— Ладно. Но вы больше меня никогда не увидите. Клянусь головой моей матери.
— Ты что, плачешь? — Череп явно ловил кайф от этого.
— Нет, не плачу, — ответила она, давясь рыданиями.
На ней были зеленые льняные с коричневыми заплатками на коленях штаны, которые продаются в магазинах секонд-хенд. Они были ей тесны, и жир свисал над ремнем. Она расстегнула застежку и начала расстегивать пуговицы.
Я увидел белые трусики в желтый цветочек.
— Стой! Я пришел последним, — услышал я собственный голос.
Все повернулись в мою сторону.
— Да! — Я сглотнул. — Я готов.
— Что? — опешил Череп.
Наказание.
— Не-е. Это касается ее, а не тебя, — обжег меня взглядом Череп. — И заткнись.
— Это касается меня. Я пришел последним. И должен отвечать.
— Нет. Здесь решаю я. — Череп двинулся на меня.
У меня тряслись коленки, но я надеялся, что никто этого не заметит.
— Переголосуем.
Сальваторе встал между мной и Черепом:
— Это можно.
Наш уговор предусматривал и такое.
Я поднял руку:
— Наказание мне.
Сальваторе поднял руку:
— Наказание Микеле.
Барбара застегнула застежку и всхлипнула:
— Наказание ему. Это справедливо.
Череп от неожиданности растерялся. Поглядел сумасшедшими глазами на Ремо.
— А ты?
Ремо вздохнул:
— Наказание Барбаре.
— Что мне делать? — спросила Мария.
Я головой показал ей — «да».
— Наказание моему брату.
Сальваторе сказал:
— Четыре против двух. Победил Микеле. Наказание ему.
Добраться до верхнего этажа было непросто.
Лестницы больше не существовало. Ступени превратились в кучу битого камня. Мне удалось подняться, цепляясь за ветки фиги. Ее шипы расцарапали мне руки и ноги. Один ободрал левую щеку.
О том, чтобы пройти по парапету, не могло быть и речи. Если бы он не выдержал, я свалился бы вниз, в заросли крапивы и шиповника.
Это было наказание, которое выпало мне, чтобы покарать мой героизм.
— Ты должен подняться на второй этаж. Войти в дом. Пересечь его весь. В конце из окна перепрыгнуть на дерево и спуститься вниз.
Я боялся, что Череп заставит меня спустить штаны и продемонстрировать мое достоинство или воткнуть в зад палку, но он выбрал задание намного опаснее, где я как минимум мог себе что-нибудь сломать.
Но это все же лучше.
Я сжал зубы и, не возражая, поднялся с места.
Остальные уселись под дубом наслаждаться спектаклем, как Микеле Амитрано обломает себе рога.
Каждую секунду кто-нибудь подавал совет:
— Лучше туда.
— Иди прямо. Там больше колючек.
— Съешь ягодку, легче будет.
Я старался их не слышать.
Я уже забрался на терраску. Здесь была небольшая узкая щель между кучей обломков и стеной. Сквозь нее я протиснулся к двери. Она была закрыта на щеколду, но висящий замок, съеденный ржавчиной, разомкнут. Я толкнул створку, и дверь со скрежетом распахнулась. Громкий шум крыльев. Полетели перья. Ураган вспорхнувших голубей, исчезнувших в дыре крыши.
— Что это? Как там? — услышал я голос Черепа.
Разговаривать с ним я не хотел. Я вошел в комнату, внимательно выбирая, куда ступать.