Я не боюсь

Череп, Сальваторе и Ремо выскочили из хлева и, прикрывая голову руками, помчались прямо по луже.

Барбара дернулась им вслед, но остановилась под дождем:

– А ты чего не идешь?

– Приду. Ты иди, иди.

Вода намочила ей волосы, которые стали похожи на свисающие грязные спагетти.

– Тебя подождать?

– Нет, беги. Я скоро приду.

– Ну, как хочешь. – И убежала.

Я выскочил за угол дома и побежал среди развалин. Сердце стучало в висках, и ноги подгибались. Я выскочил на площадку, ставшую настоящим болотом.

Яма была открыта.

Нигде не было видно ни пластикового листа, ни матраса.

Вода лилась мне за воротник, текла в штаны и трусы, мокрые волосы прилипли ко лбу. Я стоял перед ямой, отверстым черным зевом земли, едва дыша, сжав кулаки; вокруг меня рушились небеса, и раскаленная боль сжимала горло.

Я закрыл и вновь открыл глаза, надеясь, вдруг что-нибудь изменится.

Яма осталась на месте. Черная дыра.

Оскальзываясь, проваливаясь в грязь, я пошел к ней. Провел рукой по лицу, сбрасывая воду. Я почти падал на землю, но продолжал идти.

Остановись. Не смотри. Уходи отсюда.

Я остановился.

Иди. Иди и посмотри.

Нет, не делай этого.

Я посмотрел на сандалии, заляпанные жидкой грязью. Сделай шаг, сказал я себе. И сделал шаг. Сделай другой. Сделал. Молодец. Еще пару шагов. И вот он, край дыры, прямо перед моими ногами.

Я сделал это. Опустил голову и посмотрел на яму.

Я дошел.

Теперь осталось заглянуть внутрь.

Я был уверен, что там, в яме, больше никого нет.

Яма была пуста. В ней никого и ничего не было. Не было ведра, не было кастрюльки. Только грязная вода и намокшее покрывало.

Это означало, что его увели отсюда. Ничего мне не сказав. Не предупредив.

Он исчез, и я с ним даже не попрощался.

Куда он делся? Я не знал этого, но знал, что он мой и что это я должен был увести его отсюда.

– Где ты? – крикнул я сквозь дождь.

Я упал на колени. Я уронил ладони в грязь и сжал их.

– Мотоцикла не существует.

Я обернулся.

Сальваторе.

Он стоял в нескольких шагах от меня, в мокрой рубашке и измазанных грязью брюках.

– Мотоцикла не существует, правда?

Я кивнул.

Он показал на яму:

– Он там?

Я отрицательно покачал головой и пробормотал:

– Они его увели.

Сальваторе подошел к яме, заглянул вниз и посмотрел на меня:

– Я знаю, куда они его дели.

Я медленно поднял голову:

– Где он?

– У Меликетти. Там, внизу, в ущелье.

– Откуда ты это знаешь?

– Я подслушал вчера. Папа велел сделать это твоему отцу и отцу Ремо. Я спрятался за дверью кабинета и все слышал. Они его перевели. Обмен не получился, так они сказали. – Он сдвинул намокшие волосы. – Они сказали, что это место стало ненадежным.

Гроза закончилась.

Внезапно. Так же, как началась.

И быстро удалилась. Темная масса, нависавшая над полями и пролившаяся на них, пошла дальше своей дорогой.

Мы спустились по тропинке.

Воздух был таким промытым, что вдали, за краем охристой долины, виднелась бирюзовая полоска. Море. Впервые я видел его из Акуа Траверсе.

Ливень оставил острый запах травы и сырой земли и немного свежести. Бегущие по небу облака были белыми и рваными, и острые слепящие лучи солнца скользили по долине. Птицы возобновили свои песни, словно соревнуясь в том, кто кого перепоет.

Черепу я сказал, что пошутил.

– Нехреновая шуточка, – оценил он.

У меня было предчувствие, что никто никогда больше не пойдет на этот холм: до него слишком далеко и нет ничего красивого в этих старых развалинах.

Филиппо кончил жизнь у Меликетти, в свином загоне, потому что обмен не состоялся и потому что яма перестала быть надежным тайником. Так они сказали. И ни при чем здесь ни властелины холмов, ни монстры, которых я себе воображал.

«Кончай ты с этими монстрами, Микеле. Монстров не существует. Людей надо опасаться, а не монстров». Так мне сказал однажды папа.

Как он мог такое сделать? Я бы никогда так не поступил.

Кошка, когда поймает ящерицу, играет ею, даже когда кишки ей выпустит и хвост оторвет. Тихонько следит за ящеркой, замирает, а потом хватает ее и забавляется, пока та не умрет, а когда она уже не шевелится, трогает ее брезгливо лапкой, та не шевелится больше, и тогда кошка еще раз смотрит на нее, а потом уходит.

Оглушительный металлический грохот разорвал тишину и заполнил все вокруг.

– Смотрите! Смотрите! – заорала Барбара, указывая в небо.

Из-за холма показались два вертолета. Две голубые железные стрекозы с надписями на боках: «Карабинеры».

Они пролетели прямо над нами, мы принялись размахивать руками и орать, и они одновременно развернулись, словно хотели убедиться, какие мы молодцы, а затем спланировали над самыми полями, пролетели над крышами Акуа Траверсе и исчезли за горизонтом.

Взрослых нигде не было видно. Автомобили стояли, где всегда, но их нигде не было.

Пустые дома с распахнутыми дверями. Мы бегали от одного дома к другому. Барбара была обеспокоена.

– У тебя есть кто дома?

– Нет. А у тебя?

– У меня тоже.

– Куда ж они подевались? – тяжело дыша, спросил Ремо. – Я даже на огород заглянул.

– Что будем делать? – спросила Барбара.

– Не знаю, – ответил я.

Череп шагал посреди дороги с руками в карманах и свирепым взглядом, словно наемный убийца в деревне призраков.