Я не боюсь летать

Я: Мы, похоже, ходим кругами.

Адриан: В этом-то весь смысл.

Или:

Я: Ты не понесешь мой портфель?

Адриан: Если только ты согласна не носить пока ничего моего.

Или:

Я: Я развелась с первым мужем в первую очередь потому, что он был сумасшедший.

Адриан (нахмурив свой лэнговский лоб): Мне это представляется хорошим основанием для того, чтобы выйти замуж за человека, а не разводиться с ним.

Я: Но он каждый вечер смотрел телевизор.

Адриан: Ах, так. Ну тогда я понимаю, почему ты с ним развелась.

Каким образом Лей Пей испортила жизнь Адриана?

– У нее случилось несчастье, и она вернулась в Сингапур. Там у нее был ребенок, который жил с отцом, и ребенок попал в автокатастрофу. Она не могла не вернуться, но почему она мне ни разу не написала? Несколько месяцев я жил с ощущением, что весь мир состоит из роботов. Я никогда не пребывал в таком угнетенном состоянии. Эта сучка в конечном счете вышла замуж за педиатра, который лечил ее ребенка, – какой-то американец.

– Почему же ты не поехал за ней, если для тебя это было так важно?

Он посмотрел на меня как на сумасшедшую, словно такая вещь ему и в голову не приходила.

– Поехать за ней? С какой стати? Он опять повернул не в ту сторону – покрышки заскрежетали на вираже.

– Но ты ее любил.

– Я никогда не пользовался этим словом.

– Но если ты так чувствовал, то почему не поехал?

– Моя работа – это как выращивание цыплят, – сказал он. – Кто-то непременно должен оставаться на месте, чтобы разгребать помет и подсыпать корм.

– Говно собачье, – сказала я. – Врачи всегда используют свою работу как предлог, чтобы не вести себя по-человечески.

– Не собачье, а птичье.

– Очень смешно, – сказала я, рассмеявшись. После Лей Пей он прошелся по всей ООН – у него были девушки из Таиланда, Индонезии, Непала. Африканка из Ботсваны, пара француженок-психоаналитиков и французская актриса, которая «не вылезала из палаты».

– Из чего?

– Из палаты в психушке. Больницы для душевнобольных.

Адриан идеализировал безумие на типичный лэнговский манер. Шизофреники у него были настоящими поэтами. Любой лунатик в бредовом состоянии – Рильке. Он хотел, чтобы я написала с ним книгу. О шизофрениках.

– Я знала, что тебе от меня что-то надо, – сказала я.

– Ты права. Мне нужен твой указательный пальчик и твой вечно отстоящий большой.

– Чтобы засунуть тебе в задницу.

Мы постоянно бранились, как дети. Наш единственный способ сказать о взаимном расположении.

История отношений Адриана с женщинами практически делала его членом моей семьи. Казалось, его девиз: «Никогда не трахай родственниц». Его нынешняя подружка, которая, как он мне сказал, теперь приглядывала за его детишками, была ближе всего к такого типа родне: еврейка из Дублина.

– Молли Блум? – спросила я.

– Кто?

– Ты не знаешь, кто такая Молли Блум??? – Я была ошарашена.

Со всем этим его безупречным английским произношением он даже Джойса не читал. Я тоже пропускала целые страницы из «Улисса», но я направо и налево всем говорю, что это моя любимая книга. Как и «Тристрам Шэнди»[119].

– Я биз-грамотен, – сказал он, напирая на первый слог.

Он был очень доволен собой. «Еще один тупица доктор», – подумала я. Как и большинство американцев, я наивно полагала, что английское произношение подразумевает образованность.

Ну да, образованные люди часто оказываются ужасными сволочами. Или занудами. Но я была разочарована. Как и в том случае, когда узнала, что мой аналитик никогда не слышал о Сильвии Плат. А я целыми днями говорила о ее самоубийстве, о том, что хочу писать выдающиеся стихи и засунуть голову в духовку[120]. А он все это время, видимо, думал о кофе с пирожным.

Хотите верьте, хотите нет, но Адрианову девушку звали Истер Блум – не Молли Блум. Она была пышногрудой брюнеткой и страдала, по его словам, «всеми еврейскими болезнями – очень чувственная и неврастеничная». Этакая еврейская принцесса из Дублина.

– А твоя жена – она какая?

Мы теперь так безнадежно заблудились, нам пришлось затормозить и остановить машину.

– Она была католичкой, – сказал он. – Паписткой из Ливерпуля.

– А чем она занималась?

– Она была акушеркой.

Странные сведения. Я не знала, как на них реагировать.

Я представляла себе, как пишу: «Он был женат на акушерке-католичке из Ливерпуля». В романе я изменю имя Адриана на что-нибудь более экзотическое и сделаю его гораздо выше.

– И почему ты женился на ней?

– Потому что с ней я чувствовал себя виноватым.

– Хорошая причина.