И к вечеру мы всем составом выдвинулись на Ци-Иру, взяли только обычный крейсер и усиленные телепортаторы, чтобы не было проблем с транспортировкой нас назад. Каин передал мне едва светящийся камень души и, по мере нахождения на спутнике, он начинал сиять все ярче и ярче, разгораться и я чувствовала, как душа, заключенного в нем Энфириума, рвется наружу. Бедная девочка, сколько же она натерпелась от моих полоумных родительниц!
А потом я почти два часа проводила ритуал крови и шептала заклинания, а когда совсем отчаялась получить хоть какой-то результат, то камень вдруг вспыхнул в моей руке, взмыл в воздух и раскололся на тысячу мелких осколков.
Яркий шар света замер в воздухе, беззвучно колыхаясь на волнах ветра, а потом двинулся в сторону феникса Маты Уазбо, заключил ее будто бы в кокон из своей сияющей энергии и вдруг растаял, как будто его никогда и не было.
- Что это было, Кай? – спросила обеспокоенно Шая, – Где она?
Кай почему-то долго и пристально смотрел на феникса, потом взлохматил волосы и ответил:
- Она спряталась, – потом окинул всех нас взглядом синих глаз и постановил, – мы должны возвращаться домой, на сегодня мы сделали все, что смогли.
Я же, аккуратно проводя пальцами по рассыпавшимся тут и там осколкам камня души, вдруг прикрыла глаза и увидела видение. Как сногсшибательная белокурая девушка заливисто смеется, обнимая статного красавца мужчину с синими, как небо, глазами. И я знаю эти синие глаза, я уже не раз смотрела в них.
- Спасибо, что когда-то вы освободили меня! – и ее слова, как гром среди ясного неба, бьют мне в самую душу.
Хаос Первозданный! Это – она!
Спустя еще три года…
Килиан
Я смотрю на нее и вижу чудо. Сглатываю, а потом прикрываю глаза, чтобы элементарно не расплакаться от счастья. А она все молчит, думает, что я не слышу их сердцебиений, того, как изменился ее запах, и теперь стал еще слаще, еще невообразимее. Черт, как бы я хотел прижаться к ее, еще плоскому, животику! Ну, сил же просто нет!
Неужели она не понимает, что я уже давно все знаю? Я же досконально изучил ее тело, каждый изгиб, каждую выпуклость! Поэтому и слегка потяжелевшую грудь я приметил почти сразу, теперь я ласкаю ее соски с особой осторожностью, нежно, не спеша, ласково покусывая, аккуратно пощипывая, а потом зализывая следы своей страсти.
Но ее расстраивать не хочется. Она готовит мне сюрприз, поэтому и приходится корчить из себя незнайку. Милая моя девочка, хранить секреты от Ра Справедливости так себе затея…
- О, как прекрасно, – благодарно выдыхает он когда я поднимаю к себе на колени ее ступни и начинаю медленно их массировать, – это просто бесподобно, Кил!
- Да, бесподобно, – соглашаюсь я, пожирая ее взглядом.
- Еще, у-у-у, еще, Кил, – она прикрывает глаза и откидывается на кушетку, а мои руки все продолжают разминать ее ножки, с крошечными пальчиками и ноготками, выкрашенными в алый цвет.
После ступней мои ноги поднимаются выше, проминают икры и снова вверх, но уже понижая градус своего давления. Она личиком утыкается в декоративную подушечку, но уже не может скрыть, ни стонов, ни раскрасневшегося личика, ни того, как часто-часто дыхание разрывает ее грудную клетку.
И вот я уже развожу ее ножки в стороны и усаживаюсь между ними на ее кушетку. Распахиваю полы коротенького шелкового халатика и провожу большим пальцем по микроскопическим трусикам прямо там. М-м-м, какая мокренькая девочка!
- Давай-ка мы уберем с тебя эту ненужную тряпочку, – шепчу я и одним движением рву ее белье, а потом и вообще откидываю в сторону.
Я прикусываю губу и просто смотрю на открывшуюся мне красоту, но медлю, хотя член уже ломит от нетерпения. Ничего, парень, подождешь, у нас прямо по курсу есть более важные дела. Например, как следует помучить эту мокренькую киску.
Невесомо прикасаясь в миллиметрах от ее разбухшего клитора одной рукой, второй я потираю вход в ее глубину, размазывая ее сок, но не касаясь изнывающей вершины. Она вся вибрирует, я вижу, как ее скручивает от наслаждения, но продолжаю нагнетать градус ее страсти.
- Твою мать, Кил, – почти хнычет моя Ванда.
- Молчи, – осекаю ее я и продолжаю свою пытку.
Ее попка елозит по кушетке, она кусает свои губки и изгибается в пояснице, всем своим видом умоляя дать ей освобождение. Но я только отнимаю свои руки и притягиваю ее максимально ближе к себе, закидывая ее ноги себе на бедра. Затем медленно развязываю халат, распахиваю его и начинаю играть с полной грудью и бусинами сосков, не забывая порхать одной рукой в миллиметре от клитора.
Когда я понимаю, что она уже в полубреду от кайфа, то расстегиваю ширинку и выпускаю на волю свой перевозбужденный член. Но не вхожу, нет! Я только начинаю водить им по ее девочке, лишь немного задевая центр ее наслаждения. Снова и снова, опять и опять, пока не вижу, как сильно прикусывает нижнюю губу Ванда, только, чтобы не умолять меня сделать с ней то, о чем бы уже оба мечтаем. И я сдаюсь ей и ее воле.
- Сейчас я войду в тебя, и ты кончишь, моя хорошая. Поняла меня, – мой голос исковеркан возбуждением, но мне уже все равно.
- Да, пожалуйста!