Я (не)буду твоей (СИ)

- Вот скажи мне, если бы тебе понравилась какая девчонка, ты бы сразу ей сказал, что к чему, так? Так! По тебе сразу видно, ты парень решительный и ответственный. А этот, – потянула я последнее слова и манула рукой, – три года мне кровь пил. Три года, ты меня слышишь? Это, что значит? Значит, что Килиан Аль-Надир идиот. А мне идиот зачем? Правильно, незачем! Хотя, мне кажется, что я до сих пор его люблю, – а потом вздохнула и все-таки расплакалась, потому сердце все еще кровоточило от ран.

Соленые ручейки все текли и текли из моих глаз, а потом что-то теплое и мокрое коснулось моей щеки, и я в ступоре отпрянула. Прямо напротив моего лица была морда шинтару, он смотрел на меня, а потом вновь подался вперед и снова слизнул слезы с другой моей щеки. От ступора я даже не знала, что делать, а просто так и сидела, с глупой рыбой в одной руке и ножом в другой и смотрела в шоколадные глаза хищника.

И эта забота обо мне была как спусковой крючок для моей расшатанной психики. Он уткнулся своим холодным мокрым носом мне в ухо, а я отбросила все, что было в моих руках, обняла животное за шею и громко разрыдалась, пряча лицо в его мягкой, плюшевой шерсти. Я плакала и плакала, бормотала проклятия на голову чертового Килиана Аль-Надира, пока не выплеснула всю свою боль и отчаяние.

А потом отклонилась, посмотрела в шоколад глаз шинтару и прошептала, судорожно вздыхая и отирая горькие слезы:

- Спасибо. Надо бы тебе имя придумать, дружище, – и несмело улыбнулась впервые за долгое время.

Глава 60

Ванда

- Слушай, а как тебе Пушок? Мне кажется, отличное имя и очень тебе подходит.

Мы с шинтару сидели на берегу озера и смотрели на закат. Мне вновь хотелось прижаться к его мягкой плюшевой шерсти, но я не решалась первая проявлять инициативу, поэтому просто сидела и перебирала глупые прозвища, смеясь и наслаждаясь видом того, как огроменный котяра прядает ушами и фыркает на каждое мое предложение. Как будто и вправду меня понимает.

Вот и Пушок забраковал. Фыркнул, зевнул, сложил голову на свои лапы и уставился на меня немигающим взглядом.

- Не нравится значит? Ладно. Тогда может Сахарок? Ты бы себя видел, ну такой сладкий, – шинтару прикрыл один глаз лапой и вздохнул, а я рассмеялась, – Хорошо, в топку. Тогда может быть Бантик? Бусинка? Кексик? Нет, все мимо? – и животное так уморительно на меня посмотрело, что я повалилась на землю и форменно взвизгнула от веселья.

Я ухохатывалась и не могла остановиться, держась за живот, вытирая слезы и продолжая накидывать предложения:

- Блинчик? Оладушек? Мусик? Пусик? А может быть Фусик? О, я знаю! Ты так смешно фырчишь! Будешь Фырка! Нет? Опять не то? – и новый приступ гомерического хохота накрыл меня с головой, – Святой Космос, я больше не могу смеяться!

А когда открыла глаза, то увидела, что прямо надо мной стоит шинтару и пристально наблюдает за моей истерикой, склонив голову на бок. Смех тут же застрял у меня в горле, а по позвоночнику от чего-то прокатилась волна холода. Но думала я в этот момент только об одном, несмотря на свой страх перед опасным хищником.

«Пожалуйста, не разочаровывай меня, ты единственный мой друг!»

И шинтару развернулся, а потом плюхнулся возле моих ног и просто, как будто делал это каждый день, положил мне голову на колени. Я же, прикрыв глаза, потянула руку и коснулась безумно мягкой шерсти и начала перебирать ее и гладить, почти сразу почувствовав мерное, убаюкивающее урчание.

Так и уснуть же можно. Поднялась и уже без страха зарылась руками в плюшевую шерстку шинтару, почесала за ушами, на шее, так что зверь извернулся, максимально открывая мне доступ для ласки, а потом и вообще перевернулся на спину, без слов предлагая мне почесать ему пузо.

- А ты, как я посмотрю, любвеобильный парень, да? – усмехнулась я, продолжая тискать зверя и глупо улыбаться, – Ладно, дружище, солнце уже почти село, пора домой.

Но встали мы не сразу, шинтару все елозил в моих руках, подставляя то один свой бок для ласки, то другой. А я, тихо посмеиваясь и не могла ему отказать. В итоге домой мы пришли за темно. Шинтару кинул грустный взгляд сначала на меня, а потом и на дом, встряхнул головой и припустил к своей яблоне, где спал каждую ночь. Ну а я отправилась в душ и на боковую.

И во сне мне снился Килиан, лежащий на поле боя с Сорос и бесконечно повторяющий мне как мантру: «Я люблю тебя, Ванда». Будто заезженная пластинка снова и снова проскальзывает на одном и том же месте. А потом я вижу, как его изможденное, худое, лишенное силы тело вдруг замирает и прахом рассыпается по ветру. И я кричу, что есть сил от ужаса и отчаяния, а потом резко просыпаюсь, понимая, что и наяву реву в голос.

Звук выбитой двери где-то внизу и торопливый бег, снова удар и дверь моей комнаты со всей дури врезается в стену. И на пороге стоит мой шинтару и пристально впивается мне в глаза. Я тогда не думала, что делала. Я тогда просто искала утешения. И я протянула руки, а он стремительно подался ко мне и в одно движение запрыгнул на постель, уже даже почти не прихрамывая.