Я - не Я

Были тайны, они поступали на стол Главного в виде чёрных папок с пятью звёздочками на обложке, знак предельной секретности. На титульном листе подпись: «Сведения строжайшего характера, ознакомлены…»— и подписи пяти-шести ответственных лиц, кроме них, никто в мире не знал о содержании документа. Но Главный сейчас признался себе, что ничегошеньки не помнит из этих тайных схем, таблиц и карт. Помнит, что на карте то ли Восточной, то ли Северной Сибири он увидел кружочки, расположенные в виде созвездия Малой Медведицы, и указал на эту дешифрующую оплошность. Его замечание было воспринято оперативно, через полгода сообщили, что объекты передислоцированы с минимальными затратами в пять там или в восемь миллиардов рублей и уже ничего не напоминают своей конфигурацией, специально по звёздному атласу проверяли. А вот что за кружочки, что за объекты — теперь хоть убей…

Главный поинтересовался больничной библиотекой и — вот удача! — нашёл там «Принца и нищего» писателя Марка Твена. Два дня он наслаждался. Потом прочитал «Таинственный остров» Жюля Верна — пять дней удовольствия. Потом «Дети капитана Гранта» того же автора. И на этом хорошие книги в библиотеке, занимавшей половину стеклянного аптечного шкафа, кончились, остались лишь зачитанные, но не представляющие для Главного интереса: два-три зарубежных романа, два-три детектива, четыре экземпляра девятисот шестидесяти семистраничного романа М. Доломахамова «Цветенье гор», три экземпляра «Капитанской дочки» А. Пушкина и восемнадцать разрозненных томов советского писателя Мудаевского, которому Главный, кажется, несколько лет назад вручал Государственную премию. Тома были не тронуты. Главный тихо и скромно, чтобы не раздражать персонал, пожелал попасть на приём к главврачу, его допустили. Главный попросил позвонить по вертушке в Кремлёвскую библиотеку, чтобы в порядке шефской помощи для нужд психически недомогающих выделили книги Жюля Верна, Марка Твена, а также того писателя, который про Незнайку написал. Каково же было удивление Главного, что в клинике нет вертушки! — и главврач помочь никак не может. Да, он согласен, библиотека скудна, он просил, он обращался, но единственное, чего добился: психбольнице пообещали прислать полное собрание сочинений Ленина.

Главный искренне огорчился, и психиатр, пожалев его, принёс ему книгу своего сына: «Урфин Джюс и его деревянные солдаты». Главный принял её обеими руками и чуть не с поклоном, тут же сделал обложку для книги и вскоре за свою аккуратность стал получать от главврача регулярно книги из его домашней библиотеки: и Жюля Верна, и Герберта Уэлса, и про Незнайку.

Главный стал самым тихим обитателем клиники, о мании своей не вспоминал, просыпался рано утром с ясной улыбкой под пение птиц, бодро умывался, завтракал и жадно приступал к очередной книге чудес и приключений.

Однажды в телевизоре он вдруг увидел себя, то есть того, кем он был раньше. Он забеспокоился, начал озираться, санитар подошёл ближе. Главный закрыл глаза ладонями, что-то закричал и убежал от телевизора.

Другой раз, обёртывая книгу газетой, он опять увидел своё лицо, на первой странице, а под этим лицом — текст важного государственного выступления. Он прочёл несколько строк, и с ним вдруг сделались судороги.

С этого времени он не подходил к телевизору, не брал в руки газет, отыскал где-то специальную книжную дерматиновую обложку и берёг её как зеницу ока; когда больной по кличке Пожарник начинал бегать по коридору и кричать: «Пожар! Пожар!»-он не спешил, как другие, выносить из палаты скудное своё больничное барахлишко, брал только книгу с обложкой и спокойно пережидал — или окончания пожара, если он действительно начнётся, или когда тревогу объявят ложной.

Он был счастлив.

Глава 22

Неделину же вживание в роль Главного далось без особого труда: бытие Главного определялось не сознанием, а распорядком, который обеспечивало множество людей. Надо было только наблюдать и подстраиваться.

Если люди охраны появлялись с ластами и масками в руках, значит, время идти к морю купаться в мелком огороженном месте или кататься на небольшом военном катере, удить рыбу; она ловилась на удивление споро, Неделин подозревал, что аквалангисты в глубине нанизывают на крючки заранее пойманных рыбин, но, впрочем, радость ловли от этого не уменьшалась — аквалангисты были не дураки, выжидали некоторое время, давали возможность поволноваться — с приятностью, — а потом уже насаживали рыбу и — дёрг, дёрг!

Если охрана и другие служебные лица появлялись все сплошь в официальных костюмах, значит — приём или ещё какое мероприятие.

Регулярно Неделину приносили папки с документами, которые ему следовало рассмотреть, то есть поставить свою подпись или не поставить. Большей частью это были наградные листы, и подписи он ставил охотно, натренировавшись перед этим расписываться так, как расписывался Главный.

Но хотелось больших дел, хотелось скорее в Москву.

И вот отпуск закончился. Неделина привезли в Москву.