Я не хотела убивать

Полина вдруг услышала слабый стон. Оглянувшись, она увидела Самошина, который, скрючившись в неестественной позе, лежал на полу, зажимая рукой рану в нижней части живота.

- Володя, вы живы? Живой… Только потерпи… Не умирай. Сейчас.

Решительно взглянув на переминавшегося с виноватым видом негра-телохранителя, она отдала распоряжение:

- Самюэль, там на шестом этаже хирург из Мюнхена. Альберт Гаштейн. Быстро за ним.

С необыкновенной быстротой для человека его комплекции Самюэль побежал к лифту и через пару минут вернулся в сопровождении немолодого мужчины.

Доктор Гаштейн подошел к лежащему Самошину и посмотрел на его бледное лицо. Приподняв веки, он посветил на зрачок узким лучом фонарика.

- Он еще жив… В вертолет. Как можно быстрее.

Вскоре Самошин был доставлен в центральную больницу города Сочи. Через нескольких часов доктор вышел из операционной и сообщил Полине, что полученное ранение более не грозит жизни пациента, но он находится в глубокой коме и есть подозрения на повреждение позвоночника.

Спустя две недели Самошина на машине скорой помощи доставили в аэропорт. Маленький блестящий самолет фармацевтической компании «Остенбах ГМБХ» выпустил трап, к которому подъехал микроавтобус с красными крестами на борту. Двое санитаров извлекли из автомобиля носилки с лежащим на них мужчиной. Когда дверь самолета закрылась, Полина села напротив доктора Гаштейна и посмотрела на Самошина.

- Как вы думаете, доктор, он выживет?

- Трудно сказать. В Мюнхене мы сделаем полное обследование, включающее рентгенографические и прочие исследования. А пока я затрудняюсь говорить об исходе.

- Сделайте же что-нибудь!

- Вы же знаете, мы с вашим отцом были друзьями, поэтому я сделаю все, что в моих силах.

- Спасибо Альберт, - рука Полины коснулась руки доктора.

Самолет тем временем набрал скорость и легко оторвался от земли. «Хорошо, что он без сознания», - подумала Полина. - «При его боязни летать на самолете он бы сейчас места себе не находил от волнения».

Прилетев в Мюнхен, Полина и доктор Гаштейн доставили Самошина в клинику. Затем Полина села в машину и, купив по дороге цветов, поехала на кладбище. Пройдя мимо ровных рядов надгробий, она подошла к свежей могиле. Земляной холмик был завален венками и букетами. Перешагнув через огромную корзину с цветами, Полина подошла ближе и положила на могилу отца, похороненного неделю назад, две белые розы. Повернувшись к могиле, с надгробного камня которой на нее смотрела молодая женщина, она положила оставшиеся розы на гранит.

- Теперь вы вместе, - тихо произнесла она, и по ее щеке покатилась слеза. - Навсегда вместе.

Сидя рядом с Самошиным, Полина цеплялась за малейшую надежду. Ей казалось, что с его уходом из этого мира она потеряет все. Женщина держала Самошина за безжизнено лежащую на одеяле руку и молила Бога о том, чтобы ее возлюбленный очнулся. «Какой же дурой я была тогда, в ресторане, когда сказала ему, что не люблю его. Только приди в себя, Володенька, выйди из этого оцепенения, борись за жизнь, не сдавайся». И словно вняв ее мольбам, Самошин вдруг приоткрыл глаза.

* * *

Цепкие объятия смерти, в которых последние несколько месяцев находился Самошин, наконец-то разжались. Самошин даже не подозревал, сколько раз он переплывал мрачную реку в лодке старика Харона. Знали об этом только люди в белых халатах, которые прикладывали титанические усилия, чтобы остановить приближение неумолимой смерти. И вот теперь, после полутора месяцев, проведенных в состоянии комы, полуживой Самошин вдруг приподнял воспаленные веки. Первое, что он увидел, были крылья белокурого ангела, которые по мере возвращения «оттуда» все больше становились похожими на полы обычного медицинского халата. Наконец он различил в окружающем его тумане хрупкую стройную фигурку медсестры, вошедшей в палату. Самошин вдруг ясно осознал, что жив, и возликовал. Он победил в долгой борьбе с этим страшным чудовищем, которое застыло с косой над его грешной, согнувшейся в три погибели, душой. Попытавшись открыть глаза пошире, Самошин едва не ослеп, зажмурившись от яркого дневного света, льющегося через белые полоски жалюзи на столь же белые стены. Он огляделся. Его койка была сплошь обставлена приборами, каждый из которых являлся последним словом медицинской техники. Молодая медсестра подошла к нему и, сменив капельницу, что-то отметила в листке, лежащем рядом на столике. Она вышла, тихо притворив за собой дверь, и Самошин услышал, как знакомый голос в коридоре спросил:

- Как он?

- Уже пришел в себя.

- К нему можно?

- Да, проходите.

В дверь вошла Полина Остенбах в накинутом на плечи медицинском халате. Подойдя к койке, она положила теплую ладонь на его безжизненно лежащую на кровати руку.

- Здравствуй, Володенька. Ну наконец-то.

- Здравствуйте, Полина, - слабым голосом отозвался Самошин.

Собрав все силы, он попытался сделать движение ей навстречу и приподняться с кровати. Но не смог. Что-то в его теле было не так. Оно было каким-то чужим и странно тяжелым.

- Тихо, тихо. Вам нельзя двигаться, - бросилась к нему вошедшая медсестра.