Я не могу без тебя

Как мне поверить в то, что я тебя люблю?
Вернись, молю, но голос мой пронзает тишину,
Обнять тебя хочу, но пустота в ответ,
Прикосновенья губ и тел? Их больше нет…
Я не могу забыть,
Я обречен любить!
Мне страшно с этим жить!

Шарль Азнавур

Больница Ленокс

3 часа 58 минут

Впервые за долгое время на губах Клэр Джулиани появилась по-настоящему добрая улыбка. Операция прошла блестяще. Она вскрыла черепную коробку Мартена Бомона и удалила гематому из мягких оболочек мозга. Хирургическое вмешательство близилось к завершению. Она посмотрела на мониторы: все жизненные показатели в норме. Да, у этого француза поистине могучий организм!

У Клары было легко на душе. Из айпода, подсоединенного к динамикам в операционной, доносилась мелодия Боба Марли.

Зона вылета

3 часа 59 минут

По всему аэровокзалу разносилась популярная песня Боба Марли. Мартен прохаживался вдоль прозрачной стены, за которой протянулась взлетная полоса, обрамленная с двух сторон яркими огнями предупредительных маячков. Площадка для стоянки занимала огромное пространство и была заполнена одинаковыми самолетами: транспортники, рассчитанные на дальние перелеты, с четырьмя реактивными двигателями на тяжелых крыльях, по два с каждой стороны. Одни загружались и улетали, а место на взлетной полосе занимали следующие по очереди. Их сложным передвижением управляли из круглой диспетчерской башни с синеватыми стеклами по периметру, возвышавшейся поодаль.

Мартен, обретя некую уверенность в будущем, чувствовал, как в нем просыпается жажда жизни. Он прокручивал в голове события последних шести месяцев: начиная с первого столкновения с Арчибальдом на Новом мосту в Париже до последней странной беседы, случившейся ночью в баре где-то out of the world. За эти полгода он, не отдавая себе отчета в происходящем, пережил мучительный перелом, в результате которого стал другим человеком. Последний разговор окончательно избавил его от всех страхов. Зато Мартен осознал, что отныне посвящен в рыцари и имеет особое предназначение в жизни.

Он двигался по залитому светом длинному коридору и сжимал в кулаке свой новый посадочный талон, который дал ему Арчи: залог его возвращения к жизни и к любви.

Он шел по залитому светом длинному коридору, но ему хотелось бегом бежать и кричать изо всех сил о своем чудесном спасении.

Он шел по залитому светом длинному коридору и рождался заново.

Зона вылета

4 часа 21 минута

Ресторан опустел. Все лампы в зале потушены. Невидимые глазу светильники создают мягкий полумрак, придавая помещению атмосферу опустевшего кабаре, покинутого танцорами и посетителями. Растрепанная, с прилипшей ко лбу длинной челкой и измученным лицом, свернувшись клубочком на банкетке, Лиззи спала тревожным сном. Мартен снял пиджак и накрыл им девочку, а сам сел в кресло напротив, к ней лицом. Ей было четырнадцать, ему скоро исполнится тридцать пять. Она могла бы быть его дочерью. Он познакомился с ней несколько часов тому назад, но чувствовал, что несет за нее ответственность. Мартен закурил, закрыл глаза и стал размышлять.

Детские годы. Его собственное детство… Нахлынули воспоминания, отголоски прошлого, ему всегда хотелось приглушить их, отодвинуть подальше, но они каждый раз упорно возвращались. Пригород. Эври… Разборки на школьном дворе во время перемены, почти как в тюрьме. Только ради того, чтобы быть в согласии с самим собой, Мартен всегда брал сторону слабых, рискуя дорого заплатить за заступничество: его бойкотировали, не брали в команду, сторонились, а те, кому он помогал, и поблагодарить-то не умели. Но он продолжал так поступать вовсе не ради благодарности и не считал это большой заслугой. Сильный обязан защищать слабого, а не обижать и не насмехаться над ним. Мартен был уверен, что только так и надо, он носил это в себе как высший принцип.

С этим Мартен шел по жизни, и именно это позволяло ему, несмотря на мрачные события той поры, когда он работал в полиции, прямо смотреть на себя в зеркало, не отводя взгляда.

Зона вылета

4 часа 35 минут

Арчибальд ускорил шаг. Серебристый пол был скользким, как зеркало.

Он уже прошагал не один километр, но в той стороне, куда он направлялся, аэровокзал, казалось, растянулся до бесконечности. Арчибальд уже пересек несколько залов, оставил свой след на десятке бегущих дорожек, пробежал мимо сотни лавочек с сувенирной продукцией, но напрасно: нет никакой возможности хоть на сколько-нибудь отдалиться от огромных прозрачных окон во всю стену и стеклянного потолка, которые размывают границу между помещениями, стирают грань между небом и морем.