Я не могу без тебя

Луч солнца коснулся стеклянной витрины цветочной лавки и осветил наружные стены, искусно оформленные деревянными панелями. Валентина жестом пригласила Мартена устроиться за длинным и высоким рабочим столом на козлах, стоящим у входа в магазин. На нем в вазах стояли изысканные цветочные композиции, поражающие утонченным вкусом и изобретательностью. Дикие ирисы в компании огненных маков, крупные головки подсолнухов в окружении пестрых тюльпанов и красных, как кровь, гвоздик.

– Знаешь, а я ведь много о тебе слышала, – сказала Валентина.

Открыв термос в кожаном футляре, она налила себе и ему по чашечке чая, и только потом продолжила:

– Габриель в последние годы столько мне о тебе рассказывала: Мартен то, Мартен это…

Она двигалась удивительно плавно и степенно, словно и не замечая, что времени осталось мало.

– И он тоже много о тебе говорил. – Валентина кивнула в сторону мужа.

Арчибальд на отдалении от них нервно прохаживался вдоль очереди пассажиров, направляющихся на взлетную полосу. Посадку уже объявили, у пассажиров проверяли посадочные талоны, и потом они покорно и молчаливо направлялись по полю, чтобы занять места в самолете, где два места были зарезервированы для Мартена и Арчи.

– Каждую неделю он рассказывал мне что-нибудь новенькое об «этом парне», – с грустной улыбкой промолвила Валентина.

Мартен смотрел на нее как завороженный: та же интонация голоса, что и у дочери, тот же поворот головы и гордая прямая осанка, те же внимательные глаза.

– Ты знаешь, почему Габриель не приехала к тебе в Нью-Йорк на свидание?

Мартен застыл, сжав губы, и некоторое время вопрос, так долго мучивший его, висел в воздухе, пока наконец Валентина сама не ответила:

– Осенью 1995 года скончалась бабушка Габриель, оставив ей письмо, где сообщала о моем состоянии. Ты только представь: двадцать лет моя дочь считала меня мертвой, и тут вдруг она узнает, что я все это время лежала в коме!

Мартен оценил драму. Он опустил голову, и его взгляд наткнулся на цветочную композицию из круглых разноцветных соцветий, среди которых воображение поражал лунный цветок [9]. Его лепестки, казалось, были сотканы изо льда.

– Габриель узнала об этом в начале зимних каникул, когда собирала чемодан, чтобы отправиться к тебе на свидание. Это известие ее убило. Первое время она проводила в больнице, распростершись у моего изголовья, не имея даже сил плакать, умоляя меня проснуться. Три года она приходила ко мне в палату каждый день, надеясь, что ее присутствие поможет мне выйти из комы.

В зале вылета из громкоговорителя голос стюардессы приглашал последних пассажиров подойти к регистрационной стойке и предъявить посадочные талоны. Не обращая внимания на настойчивые просьбы, Валентина, не торопясь, пригубила чай из чашечки и добавила:

– У тебя нет оснований бояться, Мартен! Габриель такая и есть, как ты ее увидел в самый первый раз: она любит тебя, верна тебе и готова на все ради тебя. Пока будешь рядом, и она будет рядом с тобой. Если сумеешь жить для нее, и она сумеет.

– Да, но я не могу туда вернуться, – объяснил Мартен, показывая свой талон.

– Нет, можешь, – возразила Валентина, достав из кармана жилетки пожелтевшую бумажку, приколотую булавкой из нержавеющей стали.

Мартен стал рассматривать документ. Это был очень старый и не совсем обычный посадочный талон:

– Почему здесь не указана дата и время возвращения?

– Потому что это так называемый билет с открытой датой, – ответила она. – Ты улетишь, когда захочешь.

Он зажмурился и покачал головой.

– То есть все тридцать три года вы могли вернуться? Но почему же вы…

– Я же все слышала, находясь в коме. Я в курсе тех неутешительных прогнозов, которые делали медики относительно моего состояния. Я бы могла вернуться к жизни, Мартен, но в каком виде? После гипертонического криза в моем теле произошли необратимые изменения, меня разбил паралич. Мне не хотелось обременять ни Арчибальда, ни Габриель. Оставшись здесь, я выбрала себе роль Спящей красавицы. Это лучше, чем быть овощем. Ты меня понимаешь?

Мартен кивнул.

– Будь добр, окажи мне услугу.

– Вы хотите, чтобы я взял ваш билет?

Валентина опустила голову. Золотые лучики восходящего солнца нежно коснулись лепестков лилии, одиноко стоящей в китайской вазе напротив.

– Главное, отдай мне свой…

29– Вечно твой–

Поцелуй создает меньше шума, чем пушечный выстрел, но его эхо длится значительно дольше.

Оливье Уэндел Холмс

Зона вылета

Полоса № 1

9 часов

Самолет вырулил на взлетную полосу и застыл.

– Взлет через минуту, – объявил женский голос из кабины пилота.

В салоне самолета было достаточно удобно – большие иллюминаторы, комфортабельные кресла, освещенный проход между сиденьями. Валентина вцепилась в руку Арчибальда.

– Знаешь, а ведь это в первый раз, когда мы вместе летим самолетом…

– Ты боишься? – спросил он.

– Нет, с тобой мне не страшно!

Арчибальд склонился к ней и обнял нежно и робко, будто в первый раз.

Зона вылета

Полоса № 2