Я не могу иначе. Жизнь, рассказанная ею самой

Валя принципиально не читала газет, не смотрела телевизор. Все силы отдавались работе. Оказавшись на природе, она подолгу стояла, подняв руки к небу, будто впитывая энергию солнца. Порой складывалось впечатление, что она отрешена от всего мирского. Глобальные новости, такие, как, например, землетрясение в Индонезии, проходили мимо нее. Возможно, она была по-своему права, не зная о мировых катастрофах и не следя за текущими новостями, – ведь средства массовой информации не способствуют хорошему настроению; но я не мог подчас не удивляться тому, что она не в курсе событий, обсуждаемых повсюду. Как-то в Перми, где у нас с ней одновременно проходили не зависящие друг от друга концерты, мы ужинали в отеле и беседовали. Я говорю: «Покойный Андрей Павлович Петров рассказывал…», а она изумленно так вскинула брови: «Как покойный? Когда он скончался?» – «Да уже полгода назад, разве ты не знала?»

Толкунова светилась неизменным оптимизмом. Разговаривая с ней в декабре 2009 г., я спросил: «Как дела?» – «Нормально». – «Правда, нормально?» – «Да, а что такое?» – «Да как тебе сказать… В газетах пишут всякое». – «Кого ты слушаешь?! Все прекрасно». Мы договорились записать дуэт. Потом она пропала недели на две. Ближе к концу декабря я позвонил еще раз: «Ну, что с нашим дуэтом? Я располагаю временем, а у тебя какие планы? Что с графиком?» – «Лёнь, у меня все дни заняты». – «Валя, ну куда ты рвешься? Разве можно так?» – «Надо работать, Лёня. Надо работать. Вероятно, у меня получится тридцатого декабря. Я выясню на студии». – «Хорошо, договорились. Не стану тебя тревожить, позвони сама, как освободишься».

Какое-то время от нее не было известий, и я стал снова ей звонить, но она не подходила к телефону, и по странному стечению обстоятельств с Алексеем, ее директором, тоже не получилось выйти на связь. Я выяснил, что Валя находится в больнице, но ехать к ней не решился, точно зная, что она не будет рада, если ее увидят ослабшей, беззащитной. К тому времени я уже был в курсе ее первой операции и совершенно искренне полагал, что на этот раз она вновь победила болезнь. Несмотря на то что в прессе сильно нагнетали обстановку, я не сомневался в Валином выздоровлении и был шокирован известием о ее смерти так же сильно, как и все остальные.

Сразу пришло понимание, почему она так много работала, почему старалась не спешить… Мы были фактически ровесниками, и казалось нелепым, что этой красивой, статной женщины с нежным голосом больше нет, а я продолжаю жить, полный сил… Жаль, что никто из знавших о первой операции не повлиял на нее, не убедил сократить гастрольный график. Даже для здорового человека такие перегрузки, какие были у нее, не проходят даром. Валя гастролировала беспрерывно. Не успев прилететь из одного города, она в тот же день или на следующий садилась в машину, автобус, на поезд и снова ехала выступать. Теперь нет смысла строить догадки и предположения, для чего Валя так себя изматывала: с одной стороны, хотела как можно больше успеть, как можно больше тепла отдать людям. С другой стороны, существует теория, что можно победить страшную болезнь положительными эмоциями, постоянно находясь при любимом деле.

Вспомнились наши последние совместные гастроли в Израиле. Она не хотела ехать – в новостях шли репортажи о военных действиях, стрельбе. На афишах было заявлено: «Толкунова. Серебренников», но первые три дня я выступал один. Приходилось начинать концерты с извинений перед публикой. Слава богу, никто не ушел ни с одного концерта, но объяснения давались трудно: «Вы должны понять, нам в Москве наговорили страшные вещи. Она – мать и дочь, за нее переживают близкие люди, отговаривают ехать. Прошу вас отнестись с пониманием». В итоге Толкунова все же прилетела, мы отработали оставшиеся концерты, и она решила остаться, чтобы посетить святые места и немного пожить в обители. Тогда я впервые осознал, что именно вера определяет ее взгляды, поступки, мысли, но сокровенные вопросы такого порядка мы никогда не обсуждали.

Особо ценным свойством наших взаимоотношений с Валюшей было то, что мы не лезли друг другу в душу. Я никогда не задавал вопросов личного характера, не любопытствовал об отношениях с сыном, братом и близкими. Одно время ее сопровождал повсюду солидный, очень интересный мужчина. Разумеется, я понимал, что между ними особые отношения; отметил, насколько интеллигентно он держится, как безупречно, галантно относится к Вале. Тем не менее мне и в голову не пришло спросить напрямую, какое место он занимает в ее жизни. Я не считал себя вправе вмешиваться в области, меня не касающиеся. Она тоже не расспрашивала меня о частном. Валина тонкость и внутренняя культура – хороший пример для тех, кто полагает, что годы знакомства и работы бок о бок дают право на бестактные вопросы.