Я не Монте-Кристо

Она все-таки уговорила Никиту посетить ее могилу, точнее, той девушки-наркоманки, которую похоронили вместо нее. Елагин согласился только потому, что там же была похоронена бабушка Саломии, а саму он ее на кладбище в жизни бы не отпустил.

  Букета купили два, хоть Никита и морщился, но Саломия настояла, пусть взамен драгоценностей, но девушка пыталась спасти Саломию, хотелось ее отблагодарить.

— Надо снести этот памятник к чертовой матери, — хмуро проговорил Никита, глядя на черный полированный камень с портретом Саломии, а потом выдохнул гулко, будто дракон, обнял Саломию со спины и спрятал лицо в мех ее шубы.

— Нужно просто сменить фото и табличку, — возразила она, прильнув щекой к припорошенным снежной крошкой волосам мужа. — А памятник красивый, мне нравится.

Елагин посмотрел на нее, как на сумасшедшую, и поспешно увел с таким видом, будто она планировала здесь остаться. Возле могилы бабушки Саломия от души наревелась, при этом ей было ужасно жаль Никиту, который стоял рядом мрачный и хмурый, поддерживая ее под локти. Здесь он тоже ни разу не был, родители Никиты ухаживали за могилой бабушки, они тоже планировали поставить памятник, но их опередили сотрудники одного из агенств ритуальных услуг.

Конечно, Саломия сама заказала и оплатила изготовление, установку памятника и даже уход за могилой, но пришла сюда впервые. А потом они поехали в квартиру Саломии, ту самую, в «профессорском» доме. Тут она прорыдала не меньше часа, периодически замолкая, а потом снова захлебываясь слезами. Никита молча дал ей выплакаться, крепко обнимая и покачивая, как ребенка.

— Родители считали, что у вас объявились родственники, потому что в квартире сменили замки, — Никита поглаживал ее волосы, когда она, успокоившись, лежала у него на плече.

— Нет, какие родственники, я унаследовала квартиру, мои поверенные сменили замки и наведывались в квартиру. Я хочу оставить ее как память о них с дедушкой.

— Любимая, мне нужно кое-что рассказать тебе, — Никита продолжал гладить ей волосы, — ты должна это знать, хоть лично я бы предпочел больше никогда о ней ничего не слышать.

— Ты о ком, Никита? — удивленно подняла на него глаза Саломия.

— О твоей родной бабушке, Урсуле Фон-Россель.

— Разве так бывает? — только и смогла выговорить Саломия, когда Никита закончил рассказ.

— Как видишь, — усмехнулся Елагин,  — мы все были шокированы не меньше.

Саломия растерянно оглядывалась по сторонам, ей казалось, все вокруг теперь выглядит другим, словно сместилось под другим углом. Да, она давно знала, что ее бабушка и дедушка  — «приемные», но то, что старуха Елагина ее родная бабушка, не укладывалось в голове.

— Теперь мне стало ясно, почему ее так подкосило известие, что у Фон-Росселей появилась наследница, она понимала, что это ее внучка, но то, что это ты, ей не могло явиться даже в самой кошмарной фантазии, — мрачно заключил Никита. — Ее ведь тогда на время парализовало после инсульта.

— Она пыталась со мной связаться, — ошеломленно прошептала Саломия, все еще не в силах прийти в себя,  —  но я дала распоряжение, чтобы ее письма даже не вскрывали, а всю элекронную почту отправляли в спам.

— Мия, — Никита взял ее за руку и накрыл сверху ладонью, — я это тебе рассказал не для того, чтобы распускать сопли, а потому что ты имеешь право знать. Но не более. Я категорически против, чтобы она виделась с Даниэлем. Мой ребенок стал причиной того, что она сделала с вами, поэтому она не увидит моих детей, я просто не позволю. Отец мечется, терзается, а для меня все однозначно, ее для меня больше не существует.

— Она ведь любила тебя, Никита, ты сам говорил?  — подняла Саломия на него заплаканные глаза и ужаснулась, каким адским огнем полыхнул его взгляд.

— Любила? Значит, у нас с ней слишком разные представления о любви. Ты вообще помнишь наш контракт, Мия? Он был так составлен, что ни ты, ни наши дети не имели никакого права на мое имущество, зато я при разводе получил бы все твое наследство. Я хотел изменить контракт, чтобы наш брак стал равноправным. А если бы ты вдруг решила меня бросить, твое наследство осталось бы тебе и сыну, вот чего она не могла допустить,  —  Никита упорно избегал называть старшую Елагину бабушкой, и добавил уже тише: — Я не говорил тебе, чтобы ты не волновалась лишний раз, а выходит, лучше было рассказать. Тогда бы ты так легко не поверила Беккеру.

— Она хотела как лучше для вас, для Елагиных,  — бесцветным голосом ответила Саломия, и Никита взвился, сжав до боли ее руку, будто в тисках.

— А меня она спросила, что для меня лучше? Это хорошо, что тобой заинтересовался Беккер, что ты оказалась настоящей наследницей, а что было бы с тобой, будь ты обычной девочкой, «с улицы», как она тебя называла? Ты сейчас бы лежала вон под тем гранитным памятником вместе с нерожденным Данькой, а я постепенно продолжал бы сходить с ума. Она чуть не разрушила мою жизнь, так где ты здесь увидела любовь, Мия?