Я не Монте-Кристо

С этой ночи и дня не проходило, чтобы Никита, сокрушенно качая головой, красочно не расписывал Саломии, как ей повезло, что она видела малышами обоих детей, а вот он только Алинку. И ему просто необходимо видеть, как растет маленький мальчик, и Никита вот прямо чувствует своим самым чувствительным местом, что следующим у них должен родиться мальчик. Подговорить родителей и вручить им внуков на недельку было парой пустяков, а белые пляжи и синее небо Мальдив легко довершили задуманное.

Саломия подняла голову и увидела идущего от их бунгало Никиту. Впереди шел Данил, жестикулируя и что-то втолковывая отцу, тот внимательно слушал, склонив голову набок, а в руках у него были переносные люльки с двумя двухмесячными младенцами. Елажкиными, как с легкой руки старшей сестры их теперь называли все друзья и знакомые.

— Посмотрите, вот же они, видите? Двое, и сердцебиения два, — радостно кивала врач-узист, разве что пальцем в монитор не тыкала.

— Пацаны, — шокированно уставившись на экран, выдохнул Никита. А Саломия только ошеломленно моргала, пытаясь переварить услышанное.

— Выходит, все-таки четверо? — еще не полностью выйдя из состояния шока, спросил Никита Саломию, и когда она кивнула, закусив губу, поднял ее на руки и понес к машине. Там, уже сидя за рулем, он сообщил Саломии с довольной ухмылкой: — Что ж, любимая, а это неплохой вариант отстреляться сразу за два раза. Пожалуй, это надо обмыть.

И набрал Димыча.

— Папа! — крикнула Алинка, радостно вскакивая с коленей Саломии. Никита подошел и водрузил обе люльки на соседний шезлонг.

— Как дела, любимая? — он поцеловал Саломию и провел костяшками пальцев по ее лицу, а она подумала, что уже отучилась вздрагивать, представляя, как неприятно ему касаться рубцов. Потому что никаких рубцов не было и в помине, остались лишь незначительные покраснения кожи, но на них уже никто не обращал внимание.

Маленькие Елажкины, Саня и Ваня, при виде матери оживились и принялись молотить кулачками о борта люлек.

— Пап, а плавать? — спросила Алина, обхватывая отца за ногу.

— Сейчас, мама покормит Елажкиных, и пойдем, — Никита поднял дочку на руки, Данил потянул отца за локоть.

— Давай я с ней поплаваю, пап, а ты лучше маме поможешь с Елажкиными.

Саломия любовалась старшим сыном. В свои одиннадцать Данил совсем не походил на того несмелого и неуверенного в себе мальчика, которого она привезла в родной город четыре года назад. Конечно, он все еще был худощав, но плечи от постоянных тренировок стали гораздо шире, а от болезненной щуплости не осталось и следа. Саломия удивленно моргнула, в серо-голубых глазах Даньки отражалось небо, и теперь они казались такими же синими, как у Никиты.

Когда Алинку спросили, почему Елажкины, она, недоумевая, как такие очевидные вещи нужно еще и втолковывать, пояснила:

— Мы Елагины, потому что мы большие, а они маленькие. У котиков котята, у ежиков ежата, а у нас Елажкины.

Так и прижилось. Алинка радостно уцепилась за руку брата, и тот повел ее к воде, за ними тут же двинулся один из бессменных бодигардов.

— Ну, кто тут самый голодный? — обвел взглядом свой мелкий выводок Никита. Решил, что Ваня, но Санька тут же обиженно завопил, стоило отцу достать брата из люльки.

— Давай обоих, — вздохнула Саломия, — только помоги мне.

Никита подал ей Ваньку, достал из люльки отчаянно протестующего против такой вопиющей несправедливости Александра и привычно уселся за спиной у Саломии, подсовывая сына под руку.

— Зато теперь можно осуществить отчетный поход в Макдональдс на несколько лет раньше, — сказал Никита, наблюдая за обедающими сыновьями, Саня перестал есть и посмотрел на отца. Тот аккуратно вернул головку малыша на место. — Жуй давай, покемон! Нечего по сторонам глазеть.