— Тысяча двести, — тут же отозвался Елагин, не меняя позы. Марина сверкнула глазами, с чувством превосходства посмотрев на Саломию. И как бы Саломия не старалась себя уговорить, внутри привычно заныла тщательно запихиваемая в самый дальний уголок души, но неизменно оттуда выбирающаяся ревность.
Надо отдать должное, муж и его возлюбленная — или любовница? — соблюдали конспирацию, общались через сообщения и переглядывались украдкой. Как тогда сюда попал Никита? С Мариной он прийти не мог, Ирина на аукцион не собиралась. Саломия взглянула на Владиславу, та с таким довольным видом кивала ей в сторону Елагина, что все встало на свои места. Это Владислава прислала Никите пригласительный на аукцион и теперь пребывает в святой уверенности, что Елагин хочет сделать подарок жене. Настроение упало еще ниже. Не обломится ей никакое платье, ну да не больно-то и хотелось…
— Тысяча пятьсот, внезапно донеслось из противоположного угла. Все обернулись к говорившему, и Саломия тоже не удержалась.
Молодой высокий мужчина в очках, дорогая оправа, костюм ей под стать, черты лица слишком неправильные, чтобы назвать мужчину привлекательным, но четко очерченный подбородок подсказывал, что его владелец давно привык чувствовать себя первым.
— Две тысячи, — Никита, рассмотрев собеседника, вновь развернулся к Саломии.
— Две с половиной.
Уже никто и не вспоминал, что размер шага аукциона изначально устанавливался в двести долларов. Пару раз попыталась вклиниться субтильная барышня с длинными до пояса волосами, явно недавно обретенными, но ее быстро выдавили из гонки.
— Три.
— Три с половиной.
Оба почему-то сверлили взглядами Саломию, и у нее было чувство, будто торг идет не за платье, а за нее саму, она ощущала себя, как на невольничьем рынке, голой и беспомощной. Ей даже руками прикрыться захотелось, такими откровенными были устремленные на нее взгляды.
— Четыре.
— Четыре с половиной.
Владислава переглянулась с подругой-модельершей — Саломия все никак не могла запомнить ее имя — и обе с вожделением уставились на Саломию. Решили, что это ее заслуга? И зря, она здесь совершенно ни при чем.
— Пять.
— Пять с половиной.
Тут у Никиты зазвонил телефон, он крикнул «Шесть» и отошел, чтобы ответить, но ведущая аукцион Владислава то ли не услышала, то ли сделала вид, но победителем был объявлен мужчина из угла. Марина была похожа на паровой котел, который вот-вот взорвется, вернувшийся Елагин направился к Владиславе, возмущенно возражая, а Саломия побрела наверх. Она успешно выполнила роль демонстрационной вешалки, на сегодня впечатлений достаточно.
— Подождите, Саломия, — услышала за спиной и обернулась. Мужчина в очках стоял у лестницы и держался за перила. — Не снимайте платье. Оно ваше. Я просто не мог допустить, чтобы оно досталось кому-то другому, вы в нем просто божественны. Вы позволите пригласить вас на ужин?
Еще один воздыхатель. А говорит с заметным акцентом, парень явно не из местных. Снова все, кто угодно, только не он… Саломия заговорила негромко, но постаралась, чтобы прозвучало достаточно доходчиво:
— Если бы вы хотели, чтобы это платье досталось мне, вам следовало уступить право заплатить за него моему мужу. А от вас я ничего не приму, простите, — и продолжила подниматься по лестнице.
— Ваш муж? — мужчина удивленно оглянулся. — Это был ваш муж?
— Саломия, я жду тебя в машине, — послышалось властное, Саломия туда даже не глянула. «Пошел ты, Елагин, знаешь куда? Мариночку свою в машине будешь возить».
— Это ваша жена?
Вот же неугомонный!
— Да, это моя жена.
— Саломия, постой, — окликнула Владислава.
Саломия остановилась и с интересом наблюдала за мужчинами. Какие они все-таки забавные! Взрослые люди, а ведут себя словно подростки. Сначала деньгами бодались, теперь еще драку начнут. Супруг тот так точно собрался от души приложить очкарика. А нет, не успел, подбежала Владислава. Очкарик уступил Елагину право оплатить платье? Надо же, благородный какой! А тот уперся, что он победил и теперь должен не пять с половиной, а шесть тысяч долларов? За тряпку, пусть даже очень красивую? Мир положительно сошел с ума, Саломия мысленно махнула рукой на переговорщиков и отправилась переодеваться.
Она еще издали увидела машину Елагина, он стоял возле открытой двери, а рядом Марина что-то доказывала, отчаянно жестикулируя. Отзвонилась служба такси, но Саломия и сама уже заметила подъезжающие «шашечки». Поудобнее перехватила коробку с дизайнерским логотипом, в которую было уложено платье, и направилась к выясняющей отношения парочке. Почему-то даже посочувствовала мужу, особенно, когда подошла ближе. Сведенные на переносице брови, поджатые губы. «Что ж ты все никак не тянешь на счастливого, Никита?» Подошла и протянула коробку.
— Держи. Отдашь своей девушке, — сказала, будто Марины здесь не было и в помине. От того, как ту перекосило, стало немного приятно, но не надолго.
Никита взял коробку и забросил на заднее сидение.
— Садись в машину.
— Я на такси. Спокойной ночи, Никита, — сказала, по-прежнему игнорируя разъяренную, как фурия, Ермолаеву.