— Он ведь в учительской сейчас сидит! То есть не камень сидит, конечно… — и тут же отпрянул от меня так резко, что даже слегка подпрыгнул, подозрительно сощурился и «догадался». — Ты это… под Империо, да?!
— Ты только Пожирателей на помощь не зови! — смех клокотал где-то внутри меня.
Я слегка снисходительно смотрел на него исподлобья. Ну а что? Чего он такой бестолковый!
— Тьфу, Гарри! Не пугай меня так! — приятель все понял, театрально схватился за сердце и захихикал, запрокинув голову назад. — И бросай тайны скрывать, ясно тебе? — с его макушки слетела большая круглая шапка и покатилась по ступенькам.
Догнав потерю и чуть не скатившись вслед за ней кубарем, а после бережно отряхивая пушистый серый мех замерзшими пальцами, Драко враз растерял всю свою важность. Таким он мне всегда нравится больше — выглядит куда проще и роднее, ведь я еще прекрасно помню металл в его стальных глазах тогда, возле туалета. Незнакомый мне металл!
Много говорить на темы философского камня нам было нельзя — память вещь вполне читаемая, поэтому я улыбнулся, так и не ответив, смахнул с ресниц парочку нахальных снежинок, и продолжил чтение. Но буквы расплывались перед глазами, уступая место картинкам из недавнего прошлого. После возвращения из Малфой–мэнора я успокоился. С помощью обхода этажей замка и посещения всех его закоулков, тети Нарциссы, постоянно прижимающей меня к себе и шепчущей на ухо ласковые слова, убаюкивающей тишины древнего строения, я словно вспомнил, кто же такой Гарри Снейп! Так легко, как в ту минуту, мне давненько не было. Присев от обуревающих меня чувств, я сдавлено засмеялся, вытирая выступившие от смеха слезы.
Миссис Малфой оторвалась от вышивки и вопросительно на меня посмотрела:
— Гарри, что с тобой?! — она привстала от удивления.
— Ни–че–го… — выдавил я из себя и продолжил хихикать, захлебываясь счастьем.
Она ничего не сказала, подумала о чем-то, кивнула и вновь принялась старательно выводить на полотне прекрасные цветы. Стежок за стежком, ниточка к ниточке — и на черной ткани, словно из сырой земли, рождались мои любимые белые тюльпаны. Я подошел к дивану и встал за плечом миссис Малфой, не отрывая глаз от её тонких длинных пальцев и этого чуда. Лепестки оживали, стоило к ним прикоснуться, и трепетали от ветра…
— Подарить? — спросила она.
— Ага!
Ее руки замерли и она резко повернула ко мне свое лицо, а я еле удержался от возгласа восхищения — мама у Драко ну очень красивая, особенно, когда сердится… Огромные голубые глаза смотрели на меня с укором и я приготовился к отповеди за все мои нехорошие поступки в Хогвартсе, но услышал совсем иное:
— Да перестань, Гарри! Всё произошло так, как и должно было быть! Я говорю это тебе, но скоро скажу и своему сыну. Грядут перемены, молодой человек, мы всё вернем… — и добавила уже не таким строгим голосом: — Ты меня понял?
Нарочито громкое шуршание газеты помешало мне ответить, а вернее тот, кто эту газету листал, ответил за меня.
— Да понял он, понял! Может его мать и была гря…
— Люциус! — перебила супруга тетя Нарцисса.
— Но Гарольд не так глуп! — убежденно закончил свою мысль мистер Малфой, тряхнул Пророком и вновь укрылся им от всего мира и нас в частности. — Добби! Проклятое существо! Подогрей этот чай, он уже ледяной! — донеслось из-под газеты спустя секунду.
Добби — грязный и противный домовик. Он всегда ходит пригнувшись — опасается пинка и выражает таким странным образом свое бесконечное уважение к хозяевам. Но вот его маленькие глазки иногда смотрят на тебя так, словно это он хозяин, а мы все — его лютые и весьма гадкие враги! Если верная Хельга тиранит меня и отца своей безграничной любовью, то это подлое тщедушное создание лелеет в себе совсем иные чувства…
Подставив Добби подножку, я хихикнул, довольный тем, что домовику пришлось балансировать на одной ноге, дабы не уронить поднос с фарфоровым чайником, затем попрощался с Малфоями и пошел к камину. Эти часы у потрескивающих поленьев, согревающих замок и меня, я провел с хорошими людьми, и пусть катятся те, кто так не считает!
Перескакивая через ступеньки, улыбаясь направо и налево в ответ на кислые гримасы и полное презрение, я летел, как птица, которую по глупости взяли и освободили, открыв дверцу клетки! Снейп младший больше не должен бояться, что нелюбовь к нему что-то там выдаст. Меня же теперь ненавидят не просто так, а по конкретной причине, и какая жалость, что я не могу их за это расцеловать!
Я проскочил мимо черного, как туча, Вуда. Но тот не сразу осознал, что я мог поступить так непочтительно, а когда осознал, нахмурился еще сильнее и проорал свой вопрос уже в мою так нагло удаляющуюся спину:
— Ты где был?!
— Г–у-у–л-я–л… — выкрикнул я на ходу, улыбаясь, как душевнобольной и даже не думая тормозить.
Но Оливер не сдался и всё же донес до меня две важных новости.