Я не Поттер!

— Но как же… — в немом удивлении мужчина развел руки. — Как…

— Убить тебя мало, профессор Люпин. Нападаешь по ночам на маленьких девочек, похищаешь маленьких мальчиков…

— Издеваешься?

— А то! — я ухмыльнулся. — И то ли еще будет, когда мы с глазу на глаз встретимся…

— Сириус, это не ребенок, это мразь.

— Ремус!

— Я знаю, что я Ремус! А ты знаешь, кто он?!

— Время идет, продолжай ты, а я больше не могу… — с раздражением заявил Блэк.

Настала очередь Сириуса любоваться пейзажем за окном, и роль наблюдателя точно пришлась ему по вкусу. Обидно, но и этот друг моей матери оказался обычным трусом…

— Северус Снейп — Пожиратель?

— Нет. Уже тринадцать лет — нет.

— Как ты относишься к Волдеморту?

— Я уничтожаю его части, рискуя собственной жизнью, пока такие как ты, Ремус, протирают задницы в пивных, жалея себя! Ты свою рожу в зеркале видел?!

— Ты ненавидишь Невилла Долгопупса?

— Я ненавижу всех грифиндорцев, — и я многозначительно посмотрел на Сириуса, — без исключения. И никогда не буду им помогать, а пухлый не понимает таких простых истин. Он мямля, ему такие чувства неизвестны, разве только обидеться может, да разреветься, как девчонка. Наверное, на маму свою полоумную похож, как считаете?

Ремус заскрипел зубами, так сильно ему захотелось мне врезать.

— Где Плакса Миртл?

— Я её упокоил, над ней все издевались, и я ей помог. Она же — не грифиндорка!

Люпин начал осознавать страшное — я невиновен. Его лицо вытянулось, а руки задрожали, словно он и впрямь принял на грудь изрядную долю алкоголя. Хотя на самом деле он четко и ясно понял одно — на его совести не будет греха большего, чем я, сидящий перед ним. Его прошлое подшутило над ним со звериной жестокостью. Ведь не приняв сына того, кого он терпеть не мог, будучи еще ребенком, и только лишь потому, что он его сын и ничей больше, мужчина обрек себя на вечные муки совести. Мое окровавленное запястье будет сниться ему в кошмарах до самой смерти. Однако не думаю, что её, смерть, ему придется ждать долго. Я точно знаю — она уже ищет его адрес.

— Ты… счастлив?

— Нет, я несчастлив, — ответил я вполне честно.

Правда, забыв упомянуть, что обязательно таким стану, как только Волдеморт воплотится.

— Но, я привык. Счастливый сын Снейпа, это ведь, по–вашему, абсурд. Удобно верить, что виноваты те, кто тебе не нравится? Да, крестный? — спросил я, повысив голос.

В ответ мне раздалось нечленораздельное мычание.

— Ах да… — я прикрыл глаза и цокнул языком, будто сам себя корил за что‑то. — Забыл обосновать свою нелюбовь к уважаемым учащимся красного факультета. Но если вдуматься, а зачем? Вот же причина, стоит и мычит. Что там такого интересного, во дворе, а? Может, Эванс на качелях заметили?

— Мать, — глухо ответил Сириус.

— Ну да, мать, — легко согласился я. — Не снилась еще? Нет? Ну, не переживайте, приснится.

Мужчина схватился за голову и стукнулся лбом о стекло, видно, понимая все то, что в полной мере дошло и до Ремуса, задающего вопросы уже совсем не так задиристо, как минуту назад.

— Ты действительно любишь Малфоев? — спросил оборотень тихо–тихо.

— Конечно, — ответил я. — А кого еще мне любить? Не его же! — и вновь кивнул на Сириуса, пребывающего уже в каком‑то полуобморочном состоянии.

— А мое превращение… тогда, в кабинете. Ты знаешь, кто его подстроил?

— Догадываюсь, — я напустил на себя загадочности. — Я долго думал, но в голове вертится одна мысль…

— Ну?!

— Как вырасту, скажу! А то еще убьете за ненадобностью, — я усмехнулся. — Должна же жертва хоть немного посопротивляться? Нет, я понимаю, что пытки детей — это ваше, но…

Ремус скривился.

— Мы же сказали, ты ничего и не вспомнишь.

Мой скептицизм плескался через край, но я милостиво озвучил «мысль».

— Ну ладно, тогда скажу… — я весь подобрался и встал на колени, чуть не взвыв от боли. Мне казалось, что на полу иголки рассыпаны, да и тело ломило так, словно меня и вправду избили. — Твоя паранойя, идиот! Ты у отца колбу из рук выбил. Сам! Что, ликантропия нынче все равно что склероз?!

Сириус попытался вставить пару слов на тему «я же тебе говорил», но оборотень только рукой на него махнул, сел на кровать и закрыл лицо руками.

— Зачем же так расстраиваться… — заметил я, и еще раз попытался ослабить цепь на запястьях, металл расцарапал кожу до мяса, и кровь уже не капала, а лилась. — Не стоит.

— Это еще почему?

— Когда не помнят, это прекрасно. Вот взять моего крестного, он что, уже забыл, как его предали? Нет… — я понизил голос и со злорадством прошептал. — Он никогда не забудет…

А вы оба не забудете то, что сказал я. Не все же мне мучиться, присоединяйтесь!

Однако Люпин предпочел сменить тему и задал очень важный вопрос, ответа на который просто нет.

— Кто научил тебя убивать, Гарри?

Меня никто не учил, такому обучить невозможно. Легкость, с какой я произношу два смертоносных слова, иногда пугает даже меня самого. Мне не нужно желать смерти противнику всей душой, чтобы убить его, и умения здесь ни при чем, я просто говорю, а вселенная слушается. Но как я могу им объяснить свою природу, как?! Если даже оборотень не может понять — все люди разные.