Я не продаюсь (СИ)

Но по тому, как он сморит, понимаю — не уступит. Не уверена, что он вообще знает такое слово. Дура. Зачем только согласилась на этот брак? Ведь с самого начала было понятно, что ничего хорошего из этого не выйдет.

Я не выдерживаю первой и отвожу взгляд, встаю, собираясь уходить, и вздрагиваю, когда слышу:

— Я вас ещё не отпускал.

Тихо смеюсь, кажется, начиная сходить с ума от абсурдности происходящего. Не отпускал? Я ему что, собачонка? Или провинившаяся служанка, которую он решил отчитать?

Расправляю плечи и уверено иду к двери. И пусть попробует удержать.

Генри настигает меня в полушаге от неё, оттесняет к стене, вжимая всем телом так, что я и вздохнуть-то могу с трудом. И выдыхает, удерживая мои руки над головой:

— Знаете в чём ваша основная проблема?

Вместо ответа я пытаюсь пнуть его коленом в пах. Не хочу его больше видеть, а говорить — тем более. Но он словно не замечает моих усилий, не отрывая горящего взгляда от моего лица. И как только дыру ещё не прожёг?

— Нет? Так я вам подскажу. В упрямстве. Вы совершенно лишены женской мягкости и не умеет уступать. А ведь ещё полчаса назад мне казалось, что вы, наконец, образумились.

А мне хочется плакать от злости и обиды. И даже не верится, что этот тот же самый человек, который советовал поставить точку в отношениях и спас от приставаний Эрика. А теперь ведёт себя точно также.

— Кто бы говорил, — возражаю тихо, отворачиваясь, чтобы не видеть его ненавистное лицо. — Вы только и умеете, что запугивать и угрожать. И это так… жалко.

Да, именно жалко. Потому что по-настоящему сильный человек никогда не опустится до такого.

Но ему, кажется, всё равно.

— Пустите, — прошу ещё раз, но в этот раз голос звучит до ужаса тихо.

Быстро моргаю, чувствуя, как к глазам подступают слёзы. Я не буду плакать. Только не при нём. Шумно вдыхаю, пытаясь успокоиться, и отстранённо замечаю, как слабеет хватка.

— Мила? Вы плачете?

В его голосе слышится беспокойство, но я больше не верю ему. Апатия накатывает удушливой волной, лишая силы. И когда он отпускает мои руки, они падают безвольными плетями вдоль тела, а я даже не пытаюсь что-то сделать. Как же мне всё это надоело.

Он тихо ругается и подхватывает меня на руки, чтобы вскоре опустить всё в тоже кресло. А через мгновенье подносит стакан ко рту.

— Пейте.

Но я уворачиваюсь и прошу опять:

— Пустите.

А он повторяет упрямо:

— Пейте.

И вновь тычет стаканом в мои сомкнутые губы. Берёт второй рукой за подбородок, не позволяя увернуться, и сжимает щёки, вынуждая отрыть рот. Первый глоток обжигает горло огнём и на глаза выступают слёзы. А следом по телу проносится волна тепла. Делаю ещё глоток и ещё, и дрожь уступает.

— Всё, хватит.

Он и убирает стакан на стол, и тоскливо я провожаю его взглядом. Кажется, напиться и забыть обо всём было бы не таким уж плохим вариантом.

Вздрагиваю, когда Генри разворачивает кресло, садясь у моих ног, ловит взгляд и больше не отпускает его, говоря тихо:

— Мы заключим с вами последнюю сделку. Устную. У каждого будет одно условие, которое другой никогда не должен нарушать. Если нарушите вы, то о разводе можете забыть.

Нужно сказать «нет», я точно это знаю. Но где-то на краю сознания упрямо мельтешит одна мысль. Облизываю губы и спрашиваю:

— А если нарушите вы?

— Решайте.

— Никакого ребёнка, — говорю быстро.

— Хорошо, — соглашается он глухо. — Если только к тому времени вы уже не будете беременны.

Не буду. Уж об этом я позабочусь.

— По рукам?

Он протягивает руку, но я не спешу её пожимать, хоть это и очень заманчивое предложение. Но кто же соглашается, не зная всего?

— Сначала я хочу услышать ваше условие.

И по тому, как вспыхивает огонь в его глазах, я понимаю, что оно мне вряд ли понравятся.

— Оно очень простое, Мила. Вы не должны отталкивать меня, когда я вас касаюсь и тем более целую.

Простое? Да оно же противоречит тому, что хотела попросить я.

— А если я скажу «нет»?

— Тогда я сейчас же отдаю приказ снести поместье, а потом мы едем в храм. Потому что отпустить вас я всё равно не смогу.

И вот теперь мне становится по-настоящему страшно.

Да он же больной. Сумасшедший. Его срочно нужно изолировать от общества.

— Вы больны, — говорю тихо, отодвигаясь к другому краю кресла.

— Болен, — соглашается он послушно. — Вами, Камилла.

Глава 9

Одно слово, но как же оно пугает меня. До дрожи и немеющих кончиков пальцев.

Болен. Или точнее будет сказать — помешан. Хорошо хоть не прикрывается любовью. И как я не догадалась раньше? Как могла не заметить этого? Разве стал бы нормальный мужчина так упорствовать?

Закрываю глаза, пытаясь успокоить бешено колотящееся о рёбра сердце. Вдыхаю глубже и думаю, стараясь найти выход. Пусть сейчас уйти не получится, но это не значит, что я не буду пытаться. И это условие может стать для меня спасением в будущем. Правда, вся загвоздка в том, что он не на всё может согласиться. Так что нужно всё хорошо обдумать.