Опять в голове мелькает мысль о том, каким придурком я был. Никогда себе этого не прощу. Никогда.
Обнимаю малышку крепко-крепко. Она целует меня в щеку, я целую ее в ответ.
– Маме обязательно передай от меня привет. И в следующий раз, скажи ей, что приеду с тобой. Пусть она поправляется.
– Обязательно, принцесса. Передам все слово в слово.
Опускаю дочку на пол, провожу подушечками пальцев по ее солнечным кудряшкам.
– Я тебя люблю.
– И я тебя, пап, – улыбается пухленькими губками в ответ и убегает.
– Что? Сразу твоя? А до этого?
– А до этого был идиотом.
– Хорошо, хоть осознание пришло, – язвит теща. – На блины не приглашаю. Не заслужил.
– Я и не прошусь. Вечером за Кирой заеду.
– Пусть у меня лучше побудет.
– Она просила. Я не хочу подводить.
– Знаешь что, Игнат, так хочется тебе «леща» хорошего дать. Аж в руках зудит. Ну, чего тебе не хватало в вашей жизни? Адреналина? Безумия? Кошмара, который ты навел? Бедная Ксюша. Она же чуть с ума из-за тебя не сошла. А Кира? Надеюсь, она все это забудет, как страшный сон. Но вот каким родится ребенок, которого носит Ксюша? Всё, иди. Пока я тебя не побила.
– Я виноват, и я этого не отрицаю, Вера Алексеевна. Мне жаль, что время нельзя повернуть вспять и все изменить.
– Да уж. Ни у кого такой силы нет. Теперь живи с тем, что натворил. Пусть твоим самым строгим учителем будет твоя память.
– Спасибо, Вера Алексеевна, я в вашей поддержке и не сомневался, – рот кривится в усмешке.
Теща, надменно хмыкнув, отвела взгляд в сторону дверного проема, в котором показалась Кира.
– О, пап. Ты еще здесь? А почему не едешь к маме?
– Уже ухожу. Мне нужно было бабушке что-то сказать.
– Ба, ну, помоги мне. Я не могу найти свои шорты.
– Дверь захлопни в тамбуре. Провожать тебя не пойду.
– Ну, как она? – сбившимся от быстрой ходьбы голосом спрашиваю у Семена.
– Состояние Ксении стабилизировалось, как и состояние плода. Как я уже сказал, ей очень повезло. Отделалась «легким испугом», если трещину на шейном позвонке так можно назвать. Но мы о ситуации в целом. Не так ли? Вот возьмите халат. Бахилы и шапочку. И вот еще что, – рука доктора замирает на полпути, и он в ней сжимает синюю, одноразовую шапочку. – Не доводите ситуацию до крайности. При первых признаках беспокойства Ксении – уходите. Девушка сейчас нуждается в покое. И если вы будете являться для нее раздражителем, не обессудьте, но я вас больше не пущу.
– Я все понял, док. Не нужно повторять.
– У вас особый случай забывчивости, Игнат Григорьевич. Вам я буду повторять столько, сколько потребуется.
Вот же черт мелкий! Такой низкий, тонкий, а гонора столько, что любой амбал позавидует.
– Я понял, Семен. Для Ксении сейчас важна спокойная обстановка. Но мне просто жизненно необходимо встретиться с ней.
– Лишь поэтому я иду вам навстречу. Шапочку надевайте.
Кивает мне на руки. Я в пальцах сжимаю шапочку.
– Конечно.
Семен останавливается возле двери с матовым стеклом.
– Не дольше пятнадцати минут. Помните. Я засекаю.
Мужчина толкает дверь.
– Ксения Михайловна, как у вас дела?
Я остаюсь стоять за порогом.
– Еще жива, – с усмешкой в голосе чуть слышно отвечает жена.
– И это отличная новость. Но хочу вас обрадовать, жить вы и дальше будете.
– Это радует, Семен. Ко мне уже заходил доктор, все рассказал. Зачем вы приехали? Я не хотела бы вас напрягать. Вы со мной и так носитесь, как с хрустальной статуэткой….
– Не статуэткой, а пациенткой. Правда, вы далеки от хрустальности, Ксения. Настоящий кремень. А приезжать я к вам все равно буду столько, сколько посчитаю нужным. Так что, не терзайте себя – это мой выбор и мое решение.
– Ладно. Хорошо, – по голосу слышу, что улыбается.
– Ксения Михайловна, к вам тут посетитель…
После слов лекаря, меня аж потом пробивает. Кожа холодеет, покрывается испариной. Затихаю в ожидании ответа.
– Кто?
– Ваш муж…
Нет. Ну, у дока на меня явно подточен зуб. Не мог промолчать? Знает же ее отношение ко мне. Зачем сразу так сдает…
– Хорошо. Пусть заходит, – голос у жены хоть и слабый, но в нем слышится твердость намерения.
– Игнат Григорьевич, проходите. Ксения, я буду недалеко. Если что, вы помните, вот у вас есть кнопка под руками. Зовите.
– Да, я знаю.
Переступаю порог. И у меня сердце в груди выворачивается наизнанку. Волосы от затылка до макушки поднимаются дыбом, когда вижу жену.
– Привет, – это единственно, что смог сказать, при виде ее, остальные слова увязли в буре чувств, затопивших меня с головой.
Разговор не клеился.
Я не знал с чего начать и, жена тоже молчала.
– Ксюш…
– Игнат…
Говорим одновременно. И замолкаем тоже. Смотрим друг на друга в ожидании продолжения.
– Говори…
– Говори…
Снова вместе и снова тишина.
– Ладно, – делаю шаг к кровати и останавливаюсь возле, почти вплотную, теперь мне отчетливо виден синяк под “воротником-корсетом”. Он огромный. Черный и… пугающий. – Ксюш, я хотел сказать, что все знаю. Ксюша, прости меня…
Хрипло. На одном дыхании. Слова прямо вырываются из самого сердца.