— А здесь у нас картины более позднего творчества художника восемнадцатого века….
Бла-бла-бла. Все, сил моих больше нет записывать имена и фамилии этих знаменитых художников имеющих историческую значимость в нашей стране и во всем мире. Что вы, не смотря на «всякое в жизни бывает», я очень хорошо отношусь к великим, но частенько не везучим и с тяжелой судьбой творческим людям, даже по памяти могу многих художников и музыкантов перечислить, но это так, под настроение и «если надо». В обыденной жизни это тоже самое, что слушать музыку одного исполнителя. Вот этот певец и музыкант мне нравится, но слушать его больше пяти песен я не могу, так как идут они почти на одной волне, потому и приедаются. А вот группу этих исполнителей, я могу слушать сутками, даже засыпаю под их песни и ничего, что родители в ужасе, просто у нас у всех вкусы разные, но мы стремимся к пониманию. В общем, это тоже бла-бла-бла. Кто-то восхищается улыбкой «М. Лизы», кто-то в восторге от «Черного квадрата», а мне больше нравятся космические картины Рериха. Почему так бывает, а не иначе это дело каждого человека по отдельности. Вот и пример. Стоит, значит, этот пример под фамилией Куприянов, и второй час внимает голосу симпатичной тетеньки лет пятидесяти, которая с воодушевлением и огромной любовью к собственной работе, примерно в миллионный раз в своей жизни пересказывает одно и тоже. Как можно с таким вниманием слушать монотонный голос искусствоведа или кто она там? Меня это усыпляет.
— Еремина, хватит спать, записывай основное.
Блин, кто спугнул мою сонливость? А, это все он, понятно.
— Знаешь что? Я твое основное уже два часа записываю. У тебя совсем с памятью проблемы? Склероз накрыл раньше времени, Куприянов?
Ткнула ему в бок ручкой, чтобы не будил, а Мишка потряс перед моим носом пальцами в бинтах и запыхтел. Обиделся? Как я рада. Все, теперь давай, не разговаривай со мной до конца экскурсии.
— У меня с пальцами проблемы, Евгения, а у тебя с состраданием. Давай сюда, сам буду писать. Больной рукой.
И тянет к тетради, свою здоровую и не покалеченную левую руку, в отличие от покалеченной неизвестно где правой. Именно по причине выхода из строя правой рабочей руки Куприянова, я делаю эти важные так сказать заметки в его тетради. Делать то делаю и замечаю, что:
— во-первых, кроме меня этого никто больше не делает
— во-вторых — я исписала почти половину тетради, и мои пальцы также плохо работают, как и у Куприянова.
И еще, я шла на экскурсию с мыслью, что ни за что на свете к Мишке близко не подойду. Пусть бы он прилюдно меня умолять начал, все равно бы не подошла. Естественно. Делать мне нечего, что ли, кроме как отпугивать от него девчонок? Они чьи, мои? Нет, вот сам с ними, пусть и разбирается. Так я думала, когда с классом входили в зал, в итоге, как только вошли, Мишка мне свои письменные принадлежности в руки «бамц» и припечатал «Еремина, выручай», даже, пожалуйста, приплел и правой ручкой забинтованной помахал, отфутболивая мои вопросы на кончике языка вертящиеся. Мол, сама все понимаешь и бровками вверх-вниз и глазками по сторонам. Видишь, Еремина, мне плохо и одна на тебя надежда, так как ты для меня безопасна в плане приставаний и надоеданий, со стороны девичий половины, а остальное сама додумывай. О да, его взгляд кота из «Шрека» был неподражаем. Вообще, зря такого котяру придумали, многие его уловкой бесплатно пользуются и еще больше народу этот взгляд подкупает. И ведь идут наивные на встречу не конкретно человеку, который коту подражает, а коту, которого изображает льстивый и ищущий себе выгоду человек.
Вот я вот Мишке не поверила, вначале, но, после того, как он с парнями из класса поздоровался левой рукой и весело о чем-то рассказывал, прижимая к груди пострадавшую правую ручонку, пришлось сдержаться и промолчать. До сих пор молчу. Молчала. Почти. Зато я очень старалась и Мишке не понять, каких усилий мне стоит не сорваться и не накричать на него.
— Ну и забирай свою писанину.
Отдаю ему его же тетрадь, но тут же ее забираю обратно. Эх, добрая я душа на свою же голову. Еще пожалею об этом и не раз.
— Ну, так отдавай.
— Нет. Еще в газете объявление опубликуешь, что у меня отсутствует сострадание, и я ближним не помогаю. От тебя, Куприянов, чего угодно можно ожидать.
— Ты такого плохого мнения обо мне?
Улыбаюсь ему приторно, так как высказать все, что я о нем думаю, в том числе и мое личное мнение на его счет, будет не слишком вежливо по отношению к одноклассникам и учителям.
— Еремина, Куприянов, делиться впечатлениями на уроке будете.