С шумом переводит дыхание и снимает ботинки. Осторожно, чтобы не задеть мою пострадавшую и многострадальную ногу, ту самую, что познакомилась с гвоздем на пробежке по стадиону, ложится рядом. Я не делаю вид, что сплю, смотрю в его печальные глаза и, меня переполняет нежность. Не могу сердиться на него, просто не хочу.
— Прости меня.
— Чш-ш…
Не хочу говорить. Слова лишние. Пусть они будит завтра, через неделю, но не сейчас. Дрожащей рукой прикасаюсь к его теплым губам, и его рука оказывается на моей. Поцелуй достался каждому пальчику, ладони, запястью с усиливающимся пульсом, и ко мне возвращает покой. Спасибо.
— Прости. Я чуть с ума не сошел, когда увидел тебя на дороге.
— Не надо.
— Не останавливай. Мне нужно тебе кое-что рассказать, пока твои родители не приехали.
— Звучит интригующе.
И пугает. Немного, но это есть. Мы говорим шепотом, лежим очень близко друг к другу и, если бы была возможность, я бы прижалась к нему еще ближе. Не хочу его отпускать, не смогу без него. Целую гладкую кожу плеча, ласкаюсь щекой, дышу им. Настоящий. Здесь. Рядом. Обнимаю его за руку и закрываю глаза, с запоздалой реакцией понимая, что не так уж и далеко я была от беды. Страх. Прогоняю его и улыбаюсь, заглядываясь на Куприянова.
— Ну, начинай.
Я улыбаюсь, а Мишка грустный. Подняв руку осторожно поправляет мне волосы, гладит по щеке и проводит большим пальцем по губам. Да, пошли к черту все эти разговоры и поцелуй меня, помоги поверить, что я жива.
— Я люблю тебя.
Пауза в мыслях. Пауза между ударами сердца. Жизнь на паузе и память делает скриншот.
Что-то щекочет щеку, это слеза, она скатилась и впиталась в подушку, оставив после себя соленую дорожку. Что же я молчу? Почему не говорю тех же слов в ответ? А, ну, да, паузу надо снять.
Тихие шаги по коридору за дверью, где-то детский плач, шум лифта и открываются двери, с улицы доносится звук сирен скорой помощи. А я шепчу, подражая его интонациям.
— Люблю тебя.
Перебазировал меня к себе на ручку, обнял крепко и в макушку мою носом зарылся. О, что-то снова рычит. Пора завязывать ему с родным языком медведей, когда он со мной.
— Это было вступление?
— Угу.
— Понятно.
— Что тебе понятно?
Отпустил, нежно так в нос клюнул и усмехнулся, когда я притворно поморщилась.
— Вот так ты морщишься, когда в столовой на перловую кашу смотришь.
— Да?
— Ага. И удивляешься вот так, когда тебе оценку ставят выше, чем ты рассчитывала.
— Да ладно?!
— Точно. А такое выражение лица у тебя в моменты перед спором. Нахмуришься и не моргаешь. Ты похожа на воина, из японских фильмов, где один против всех.
— Че?!
— Не веришь?
И смеется. Можно подумать, что я похожа на японца. Ха, блин, Куприянов, ну и фантазия у тебя!
— А ты…
— А я понял, что ты мне нравишься, когда стал искать глазами твою красивую фигурку в толпе.
— В толпе окружающих тебя девушек?
Вздох, поглаживает по спине и снова вздох.
— Они были для меня фоном. Чтобы утвердиться, поддерживать самооценку и доказать, что я могу получить любую.
Ого! Вот это все не ново, но я как-то не думала, что подтверждение моих догадок будет таким болезненным.
— Ты ей хотел доказать?
— Да. Я дурак и понял это почти сразу, когда надоело изображать из себя всеобщего любимчика.
В памяти всплыли обрывки разговоров или сплетен, распространяемых самыми ярыми поклонницами красавчика «О, он такой классный, когда целуется», «Знали бы вы, каким он бывает по утрам», «Ах, после его нежных слов ночью, я не представляю на его месте другого», и т. д. и т. п.
Что ж, мужчине, вроде бы как говорится, нужна практика и навык, делаем вывод, что практиковался он успешно.
Ревную? О, да!
— Знаешь, а ты на пятерку справился.
Сползает ниже ко мне и берет в ладони мое лицо. Уверена, со стороны кажусь ревнивой и это так и есть. Пусть что хочет, то и думает.