За свои тридцать лет жизни я знала счастье только в дочери, остальное время наполнено отчаянием и обидой. Нет, я обманываю, обиду перестала копить еще в двадцать пять, после чего превратилась в эгоистку и ненавистную тварь. Да, я ненавидела практически всех, особенно людей, которые предавали меня. Они всегда исчезали из моей жизни, а некоторые с особой жестокостью. Фантазия у меня была отличная, а натура – эгоистичная. Больше не было жалости и сострадания. Это в двадцать я всех прощала, жалела и даже принимала обратно. А теперь я закалила свой характер и больше не испытывала жалости, потому что люди ее не заслужили. Пришла моя очередь «бить», и я ни от чего не отступлюсь. Теперь я делаю так, чтобы все вокруг чувствовали себя виноватыми. Все, кроме меня. Я разучилась плакать, разучилась страдать, а вернее, просто запретила себе это делать. Закрыла душу на замок. Слишком много в нее плевали, слишком много ее топтали, особенно такие мужчины, как Арсений. Они считают себя умными, а главное, всегда и во всем правыми. Для них не существует других мнений и решений, только их - одно и самое верное. Но не для меня. Я черствая, и не собираюсь впускать в свою душу и жизнь кого бы то ни было. Не тогда, когда только обрела гордость. Теперь будет только мое мнение и мои желания, и пусть никто в этом не сомневается, они все мусор, они все пыль. Кем не так давно была для окружающих и я. Но время поменялось, свершился переворот, и теперь каждый в этом мире сам за себя!
Глава 2
- Ура-ура, мы в Ляпитополе! – звонко прокричала дочка, стоило нам выйти из автобуса на автовокзале.
- Ева, ну какой Ляпитополь? Я же тебя не раз исправляла – Мелитополь! – с теплой улыбкой на губах поправила я, и взяв ее за ручку, направилась к водителю, чтобы забрать свой чемодан.
- Мамуль, а мы пойдем в парк гулять? В прошлый раз там было очень красиво.
- Пойдем, конечно! Только в прошлый раз мы были летом, а теперь там должно быть все в желтых листочках.
- Тогда ты мне поможешь сплести веночек из листочков. И я буду носить его, словно королева.
- Лучше уж, как принцесса, ты же у меня маленькая девочка.
- Зато во-о-от с таким сердечком, - на полном серьезе сказала она, и ручками показала какое по размерам ее сердце.
Моя малышка, моя родная, маленькая и такая смышленая, всегда только радовала и приносила тепло. Она заслуживает быть счастливой, а я в свою очередь стараюсь дарить ей это счастье. Потому что каждая улыбка моего ребенка – это словно моя награда, награда за все страдания. Большего я не прошу, только чтобы Ева была здорова и счастлива, а остальное я ей предоставлю.
- Ты мое сердечко любимое, пошли, вещи заберем, и к бабушке с дедушкой.
- А потом в парк?
- А потом в парк, - согласно кивнула я, и, вытащив из выставленного чемодана ручку, повела кроху к ожидающему своих клиентов такси.
Узнав, что водитель свободен, я увлекла на руки Еву и мы тронулись в сторону моего дома, где я прожила двадцать пять лет. Признаться, ни хрена я не хотела туда возвращаться, даже просто погостить, потому что это всегда вызывало воспоминания и чертову боль. Душевную боль, которую я так сильно ненавидела. А здесь все напоминало о прошлом, а еще были люди, которые никогда меня не понимали, даже спустя время, потому что я для них все еще маленькая и глупая девчонка, не знающая, чего хочу от жизни. Но если раньше я все принимала в штыки и лила горькие слезы, то теперь лишь ехидно улыбалась и говорила всегда то, что думаю. А за словом в карман мне никогда не приходилось лезть, и я выплескивала все, порой обижая своих близких. Только и об этом уже не жалела, не знала, что это такое, - жалость.
От вокзала до дома мы добрались за двенадцать минут, и теперь стояли около ворот, собираясь обрадовать родителей своим приездом. Евик весело напевала какую-то детскую песенку, а я выдохнула и, снова надев на лицо маску, решилась зайти во двор, да только калитка не поддалась моему напору, и я поняла, что встречать нас никто не выйдет. Никого нет дома.
- Мамуля, что там? Бабушка еще не вышла?
- Да по ходу и не выйдет.
Я громко выдохнула, раздумывая, что же теперь делать и как попасть хотя бы во двор? Перелезать через ворота было не вариантом – слишком высоко, да и ногу поставить некуда, а так бы я могла, несмотря на платье и каблук. Сидеть в ожидании под забором – легко, но только не с Евой, а таскаться по городу с чемоданом было не совсем приятно. Мы просто стояли, взявшись за руки и молча смотрели на ворота, которые даже и не думали открываться. Неудивительно, они же ворота. Сами не откроются, разве только каким-то чудесным образом.
- Значит, закрыто, - констатировала моя грамотная дочь, и, усевшись на бордюр, локтями уперлась в коленки, - Значит, не ждали.
- Это с чего вдруг нас не ждали, доня? Просто бабушка с дедушкой на работе, а мы же им не сообщили о своем приезде, вот и закрыто.
- А бабушка Зина тогда где?
- А твоя прабабушка, милая, наверняка у сестричек своих. Так что, не вешай нос и вставай с холодного бордюра.
- Мы будем здесь стоять до вечера?