Я не свидетель

Тюнен рассудил, что и впрямь бессмысленно ему толкаться с чемоданом и пиджаком через руку за майором. Хотелось побыть одному, собраться с мыслями, ополоснуться бы по пояс водой из арыка, снять обувь, что кстати повелевал здешний обычай. И он уселся в коляску мотоцикла.

День шел на убыль, но жара не спадала, хотя чуть потемневшее солнце уже склонялось к горизонту. Тюнен, отдохнувший на кошме под навесом во дворе Жумекена Каназова, даже успел немного вздремнуть - и сладко и тревожно. Тревога не покидала его и сейчас, когда, подобрав ноги так, что подбородком почти касался колен, раздумывал, что же приключилось с отцом. Куда он мог уехать? Кто кликнул? Что за письмо из Мюнхена? Но ни на этот, ни на другие вопросы ответа не находил. Оставалось ждать прихода Жумекена. А возвратиться он должен был вот-вот: во дворе в котле на мангале уже варился плов, и в воздухе плыл запах бараньего жира и лука.

Вскоре приехал Жумекен. Рывком содрал с себя белую пропотевшую сорочку и с наслаждением ополаскивал свое большое рыхлое тело струей холодной воды, которую лил из ведра на жирную спину отца пятнадцатилетний сын. Пофыркав, как кот от удовольствия, майор вытерся широким махровым китайским полотенцем.

Ничего не спрашивая, жена подала им чайник и пиалушки.

- Отец твой заказал два билета, - начал Каназов. - В город Старорецк и через четыре дня обратно. Я звонил в Алма-Ату. Там в аэропортовской милиции у меня приятель, капитан, вместе учились в школе МВД. Так вот, он искал, искал и нашел: твой отец вылетел рейсом Алма-Ата-Старорецк семнадцатого апреля. - Жумекен вытер сухим чистым полотенцем лицо. - На почте сказали, что пенсию за эти три месяца он не получал. Тебе надо писать заявление.

- Какое?

- Нам. О розыске. Я буду связываться с этим Старорецком.

- Я сам туда полечу. Завтра. Вы мне только помогите с билетом.

- Все равно заявление пиши. Дело заводить надо. Из Старорецка запрашивать будут. Меня.

- А как с билетом?

- Сделаем...

- Тюнен задумался: "Старорецк... Зачем? Зачем он туда полетел? Что за странная прихоть? Он почти никогда не вспоминал этот город, где прожил с детства и откуда был вывезен сюда, в Казахстан. Чего ему вдруг захотелось туда: на старости лет тоску свою лизать, обиду? Собрался на четыре дня. А уже три месяца отщелкало. Что-то стряслось. А что? Жив ли? Может, в больнице там валяется? Почему не бахнул мне телеграмму?.."

Жена Жумекена принесла казан с пловом и горячие румяные лепешки, подала свежие полотенца.

- Ешь, - сказал майор, втягивая коротеньким широким носом пар, шедший из казана. - Ночевать останешься у меня. Завтра все решим, не волнуйся, а сейчас надо поесть, - он заерзал на кошме, усаживаясь поудобней.

12

Из командировки в Москву вернулся сын. Рассказывал новости вечером за ужином после того как внука Сашеньку уложили спать.

Новости являлись своеобразным замесом из фактов и слухов, но все казались интересными, поскольку привезены из столицы, главного поставщика.

- Я был у Зорика Блехмана. Помните его? Учился со мною до четвертого курса, потом женился на москвичке. Он живет на Большой Грузинской. Иду, смотрю - очередь, думаю, что-то выбросили, надо стать, - рассказывал сын. - Подхожу, оказывается это - посольство ФРГ. Толпы немцев! Я повертелся там, послушал. Валят! Тысячи!

- А ведь прожили здесь много веков, - усмехнулась невестка и снисходительно посмотрела на Левина. - Мы тоже. Много веков.