Я не твоя (СИ)

Он попросил меня показать, где спит малышка, я провела его в крохотную детскую.

- Зоя, я хотел извиниться.

- За что?

- За тот поцелуй. Я знаю, что тороплю события. Но… ты мне очень нравишься. Со мной никогда такого не было.

Мне было бы приятно слышать эти слова, наверное, если бы я уже не была в подобной ситуации.

Один человек уже говорил мне, что я сильно нравлюсь, и никогда такого не было, и вообще… И вот я одна. С малышкой.

А где он? Счастливо женат, я думаю.

Я прервала все контакты с Москвой. Резко. Сразу.

Писала и звонила только Крис. Но у меня было условие – она ничего не рассказывает мне о тех, о ком я не хочу слышать.

Впрочем, Крис и не могла ничего рассказать. У нее были свои обстоятельства. Ее родители так же решили перебраться за границу, так что она теперь училась в Праге и была очень довольна.

- Зоя, ты позволишь мне начать ухаживать за тобой? Я понимаю, у тебя малышка и времени будет мало, но я готов ждать.

И он ждал.

Я не позволяла ему приближаться ко мне, прикасаться. Он был очень терпелив.

Я позволила ему поцеловать себя как раз в тот день, после пикника.

Мама осталась с нашей Бусинкой, а мы с Петросом пошли купаться. Плавали долго, смеялись, было так хорошо! Потом он сказал, что на камнях могут быть ежи, и лучше он меня понесет.

Обнял, прижал к себе осторожно.

Мама была в доме. На променаде почти никого не осталось – пара спортсменов, считающих, что пробежка в пекло после обеда – полезна.

Нас никто не видел.

Его губы прикоснулись к моим очень бережно. Нежно.

Они были солеными. Мягкими. Поцелуй был таким легким сначала… словно он пробовал границы, до которых можно идти.

Прижал чуть сильнее и у меня стремительно заколотилось сердце.

Я вспомнила Тамерлана.

Горечь появилась во рту.

Первым желанием было оттолкнуть Петроса. Сказать, что мне это не нужно. Попросить оставить меня в покое. Но…

В то же время я думала – почему? Почему я буду отказывать себе в мужском внимании? Неужели я на всю жизнь так и останусь, обгоревшей свечкой? Обожжённой этой любовью букашкой?

Я позволила себя целовать.

Но потом он снова извинялся и говорил, что не будет торопиться.

Он и не торопится.

Мы общаемся уже три месяца. За это время целовались, наверное, раза три. Не считая того в море.

- Поедем?

Сегодня Петрос собрался везти нас в горы, в Троодос. В монастырь Киккос.

Это очень красивое место. Мы там с мамой уже были, наверное, через пару недель после переезда на Кипр.

Сами горы Троодоса весьма хороши после жаркого, выгоревшего на солнце побережья. Тут зелено, везде сосны. Дико орут цикады.

В монастыре мы прикладываемся к чудотворной иконе, и малышку тоже прикладываем.

Про эту икону ходит много легенд. Она закрыта окладом, видны только руки Богородицы. Говорят, что писал икону сам святой Лука, с натуры. То есть ему позировала Дева Мария. И лик ее был так ярок и светел, что писать он мог только глядя в воду речную. А когда закончил, то от иконы шел такой свет, что пришлось укрыть ее от людских глаз. Еще существует легенда, что один из правителей Кипра захотел снять серебряный оклад и посмотреть, на самом ли деле так сияет лик. Он сделал это и ослеп.

Петрос любит рассказывать нам с мамой самые разные истории, связанные с Кипром. Он обожает свой остров, заражает нас этой любовью.

Я уже и не представляю, что можно жить где-то в другом месте.

Хотя порой, зимой, мы с мамой скучаем по заснеженной Москве.

Мы выходим из храма, мама берет Светланку, устраивает ее в коляске и говорит, что хочет немного прогуляться.

Я же направляюсь к торговым рядам с сувенирами.

Правда, идти туда с Петросом было неловко. Я знаю, что он начнет скупать все, на что я только ни посмотрю.

Так и происходит.

- Петрос, хватит! Вот этот мед точно был уже лишним! И бутылка «Командарии» тоже!

- Твоя мама любит добавлять капельку в чай. Я помню.

Помнит. Он на самом деле запоминает все, что касается меня и мамы.

Он складывает мои покупки в машину, и предлагает так же прогуляться до смотровой площадки. Мы идем, он держит меня под руку, потом приобнимает за талию.

Мне приятно. Очень приятно его внимание, его отношение.

И мне нравятся его глаза. Глаза цвета виски. И ямочки на щеке и на подбородке.

И я почему-то чувствую, что вся дрожу рядом с ним. Не от холода. Не от страха.

Мне…

Мне хочется, чтобы он меня обнял. Хочется, чтобы он смотрел на меня так, как смотрит иногда, когда не знает, что я исподтишка тоже за ним наблюдаю. Словно его глаза окутывают сладкой карамелью, такой теплой, такой уютной. Смотрит мечтательно и улыбается.

Я дрожу, потому что хочу, чтобы он меня поцеловал. По-настоящему. Так, как целовал неделю назад, когда приехал после недельного отсутствия – ему пришлось летать в Грецию по делам.

Целовал, и шептал мне, как соскучился.

- Зоя, ты из меня монаха сделала. Я ни на одну женщину смотреть не могу. Только ты везде, только тебя хочу, в тебе нуждаюсь. Ты как родник чистый и светлый. Так хочу напиться из тебя!

И я тоже хочу. Вот сейчас в эту минуту хочу, чтобы он из меня напился!

Решаюсь, когда мы подойдем к смотровой – я сама его поцелую!