Я (не) ваша Лия! (СИ)

Осторожно беру у бабули часы. Подушечки пальцев тут же обжигает ледяной холод. Невольно ежусь, челюсти сводит от пробежавшей по телу судороги. Смотрю на часы и пытаюсь сосредоточиться, вжиться в них, влиться в их прошлое, уловить чувства, перетекшие от хозяина, ухватить тонкие вибрации его мыслей, всмотреться в окружавшие его картинки.

Не получается.

Никак.

Помимо кромешной, пугающей темноты, ничего не вижу.

Зато вдруг отчетливо слышу шипение.

Оторопело таращусь на циферблат.

Но на сей раз шипят не часы.

А моя клиентка.

Поднимаю глаза и вижу, что от немощной старушки не осталось и следа. Передо мной стоит высокая, красивая тетка, лет на тридцать моложе пришедшей. Платиновый блонд ей очень к лицу. Морщины вдруг, как одна разгладились, растворившись в свежей, упругой коже. В глазах заплясали бесовские огоньки.

Теперь она пялится на меня своими выразительными глазищами и с ненавистью выплевывает в меня заковыристые, свистящие звуки. Они врезаются прямо под кожу, наполняя диким, первобытным страхом. От ее шипения становится нечем дышать.

Хочу возмутиться, выгнать ее, наглую обманщицу, подлую актрисульку, но слова безвольно теряются в груди где-то на выдохе, так и не дойдя до гортани. Я вся обмякаю, не в силах шевельнуться, только глаза продолжают удивленно моргать: хлоп-хлоп, хлоп-хлоп!

Ведьма, тем временем, не переставая, колдует. Сквозь шипение и откуда-то появившийся смрадный дым до меня долетают бессвязные обрывки то ли ее слов, то ли мыслей:

— В одном городе нам двоим не ужиться… Не желаю с ведьмой светлой бесконечно возиться… Я разрушаю — ты созидаешь… Насылаю болезнь — ты исцеляешь… Проклинаю — ты избавляешь… Только и делаешь, что мешаешь…Светлая ведьма, того ты не знаешь…

Возмущение и гнев сменяются растерянностью. Какая я ведьма? Что с вами, дамочка? Грибов объелись неправильных? Я простая девчонка, студентка психфака! С немного поехавшей фазой, признаю, но уж колдовать я точно не умею!

Выговорить при этом ни единого слова не получается. Зато женщина тараторит все быстрее и бойчее:

— Пусть душа твоя в другом мире сгинет, этот мир навечно покинет… Пусть она в чужом мире витает и сюда возврата не знает…

Она говорит что-то еще, но я уже ничего не слышу — последние ее слова влепили в уши беруши. В глазах у меня все плывет. Самым крайним, заключительным воспоминанием становится болезненный клевок в ладонь. Ту самую, в которой сейчас лежат заколдованные часы. Наверно, Карлуша пытается стянуть с ладони часы, чтобы помочь… Мой милый, преданный мальчик… Слишком поздно… На этом из меня разом вытекает сознание и я погружаюсь в блаженную пустоту.

Глава 2

— Просыпайся! Лия, ты что, с креаками в облаках летаешь?

Голос низкий, мужской и совершенно незнакомый. Чей, интересно, и откуда ему известно мое имя? О каких креаках он говорит и где я вообще нахожусь? Для офиса слишком жарко. В бане? В Сахаре?

Разлепляю глаза и вижу перед собой парня лет двадцати пяти, сидящего на корточках, и с тревогой меня оглядывающего.

Русые волосы, жидкая, недавно отросшая бородка. Глаза непонятного, мутного оттенка, но c такими густыми, темными ресницами, что им позавидовала бы сама Элизабет Тейлор. Одет скромно, но необычно. Как в историческом фильме про простолюдинов. Не худой и не толстый. Не красивый, и не страшный. Ведь сильно оттопыренные уши — это не страшно, а всего лишь забавно. Вот посмотришь на такого — и через секунду уже не вспомнишь ничего, кроме ресниц, ушей и театрально-крестьянской одежды.

Но ладно, парень! Гораздо больше меня впечатляет место, где мы находимся. Нас окружает трава разных оттенков зеленого: изумрудная, болотная, салатовая, бирюзовая. Высокая, низкая, с заостренными кончиками, зазубренная, овальная… Огромные, ярких расцветок цветы, размером с мою голову, наводят на мысли об иллюзии, зрительном глюке.

Трава в феврале, цветы, да еще такие диковинные… Я в Ботаническом саду? Гляжу наверх, ожидая увидеть крепления стеклянной крыши, но вижу небосвод. Почему-то, правда, нежно-сиреневого оттенка. И три серебристых солнышка, слепящих глаза даже сквозь закрытые веки.

— Наконец-то, проснулась! Вздремнула немного, а теперь пора за дело! Успех стучится только в дверь трудолюбивых! — с нажимом изрекает ушастик.

— А какое у нас с тобой дело? — уточняю, с любопытством рассматривая на себе длинную, бежевую юбку, по краям покрытую затейливым темным узором. Птички, цветочки… Провожу ладонью по ткани — хоть и похожа на лен, наощупь больше напоминает прохладный, гладкий шелк. Я походу в этом сне тоже в театральной постановке участвую.