Я не вернусь (СИ)

Когда вновь наступила наша с Таней очередь, я всерьез хотела отказаться и дать ей право опозориться одной, но подруга решительно потянула меня на сцену. Сопротивлялась я слабо, так, для виду больше. Все-таки пару глотков алкоголя уже дали о себе знать, ударив в голову легким бесстрашием. Я не знала, какую композицию попросила для нашего недодуэта Таня, но по первым нотам догадалась. Да и не только я, но и весь зал. Твою мать, Танюха! Уж лучше бы ты «Владимирский централ» заказала! Но только не это…

— Глупая, ну хочешь — плачь,

Я буду за руку тебя держать… -

запела она и, как ни странно, вполне даже сносно запела. Приятно. Не Дубцова, но около того. Мое соло оставляло желать лучшего:

— Они нам реки измен,

Они нам океаны лжи,

А мы им веру взамен,

А мы им посвящаем жизнь… -

продолжила я воспроизводить быстро меняющиеся строчки текста на экране, физически ощущая, как напряглась стоящая в полуметре от меня подруга. А она ведь действительно любит Ивара… и жизнь ему посвятить готова… я ведь помню, как она мечтала стать хирургом.

— Представь, — говорила она лет эдак пять назад: — приходят ко мне благодарные пациенты и приносят цветы, конфеты, кофе… особенно кофе. Я даже в свой кабинет кофеварку куплю и буду варить кофе на все отделение…

Благодарных пациентов не случилось, как, впрочем, и кофеварки — распробовав лимонный чай, заваренный свекровью, Таня решительно отказалась от других напитков. А сразу после получения диплома вышла замуж, переехала в Германию и до сих пор не знает о том, что такое трудовая книжка… Ее ежедневная работа — маленький сынишка, требующий постоянного маминого внимания. Сейчас она впервые за долгое время взяла домашние каникулы.

— Кому? Зачем?

А мы им посвящаем жизнь!

Кому? Заче-ем?

Подпевал весь бар. Даже снующие между столиками официанты не скрывали улыбку и тихонько шевелили губами. А мы пели! Самозабвенно, не замечая ничего и никого вокруг. Не было перед нами полного зала слушателей. В нашем воображении перед сценой сидели только двое — Паша и Ивар. Два, не побоюсь этого слова — идиота, которые не понимают, насколько это тяжело — любить. Ревность, глухая и слепая ревность, которая стирается лишь одним, тем самым всепоглощающим чувством, которое захватывает полностью и отдаляет от всего мира.

— Те, кому мы не нужны,

Каждую ночь без стука в наши сны.

Так скажи мне, правда чья?

В клочья душа, но им Господь судья…

Когда мы под громкий шквал аплодисментов, раскрасневшиеся и погрузившиеся каждая в свою внутреннюю вселенную — приземлились за стол, я не переставала думать: а действительно, чья правда? Паша слушает свою мать, которой я по неизвестным причинам пришлась не по нраву. А я люблю Пашу — всей душой, всеми своими мыслями и чувствами. И кто из нас прав? Тот, кто позволяет кому-то другому решить за себя или тот, который вообще никого не слушает?

А неплохо Дубцова поет, однако. Ведь действительно, самую сильную боль причиняют именно близкие люди. Самые близкие. А кто есть ближе любимого человека? Ответ, конечно, может быть — мама, папа, брат, сестра, но… Но в конечном итоге появляется тот, который заменяет собой весь мир. Всех близких и дальних родных-знакомых. И когда будешь стоять перед выбором — все изменить или оставить как прежде, первым делом ты послушаешь не свое сердце, а того, кто занимает собой все пространство в твоей груди. Таня вышла замуж, плюнув на условности. Переехала в другую страну, полностью подчиняясь воле Ивара. Это та Таня, которая мечтала сделать карьеру в медицине вслед за родителями и дедом — теперь сидит дома, варит борщи и воспитывает сына. И неужели ее муж настолько глуп, что перестал ценить это подвижничество, направленное только ради него? Ивар, тот самый Ивар, который едва ли не звезду с неба для Тани пытался достать, который уговаривал меня устроить им свидание, который на руках носил жену до и первое время после рождения сына… В моем сознании слова «Ивар» и «измена» никак не вмещались в одно предложение. А Паша? Неужели он не знает, как я тоскую о нем? Как круглосуточно держу телефон в зоне видимости в страхе пропустить самый важный звонок — от него?

Конечно, они все знают и понимают. Прекрасно понимают и, наверное, даже немножечко нас жалеют, но все равно с садистским удовольствием причиняют боль, заставляя скручиваться от слез и безуспешно собирать осколки разбитых сердец. Только вот тюбик клея, которым их можно склеить — у них, наших любимых, родных, тем, кому мы при любых обстоятельствах останемся верны.

На Таню было жалко смотреть. Вслед за одиноко скатившейся по щеке слезинкой хлынул целый поток, размазывая весь макияж под глазами. Подруга, собрав весь свой внутренний резерв, сделала вид, что все в порядке, и одним махом вылила в себя бокал коктейля.

— Выпей и ты, — предложила она мне. — Полегчает…

Мне было так муторно на душе, так хотелось избавиться от этого разрывающего чувства тоски, что я не сдержалась и повторила действие подруги.