Я не вижу твоего лица

Как же счастливы мы были тогда в стенах областной больницы. Хотя не так, счастливой себя чувствовала я, Соня же всё происходящее, наверняка, считала обычным эпизодом своей жизни.  Я проходила плановое лечение, Соню привезли с воспалением глазницы. И в первые дни её пребывания в больнице, она молча лежала на своей койке, поскуливая от боли.  Но после нескольких уколов антибиотика, девчонка начала интересоваться окружающим миром, в том числе и мной.  Моя койка находилась возле окна, ее - у двери. В палате постоянно плакал грудной ребёнок со смешным именем  Вадик, и его нервная мамаша шипела на нас сквозь зубы. Вот только нам с Сонькой было на это глубоко наплевать. Мы хохотали, сочиняли юмористические стишки и слушали аудио книги, полученные Соней в библиотеке общества слепых. Благодаря   моей милой Соне, я открыла для себя  жанр «любовные романы». Я с головой погружалась в судьбы Скарлет Охара, Анжелики, Катрин и Джейн Эйр. До той поры мне приходилось читать то, что привозил из библиотеки отец, строго руководствуясь списком, составленным мамой. Я довольствовалась энциклопедиями, под которые  засыпала, биографиями известных людей в датах и цифрах, и поэзией, наводящей меланхолию. Продвинутая Соня прочла мне лекцию о музыкальных направлениях, она часто читала мне лекции обо всём на свете, о том, что было закрыто для меня, по причине изоляции. Я всей душой влюбилась в рок музыку, а в частности, в группу «Ария». Мы могли подолгу лежать на одной кровати, слушая плеер. Один наушник у меня, другой – у Сони. Плёнку  зажёвывало, она  скручивалась, и мы, вытащив её, расправляли коричневые блестящие ленты. Замирало сердце от  голоса Валерия Кипелова, от,  мудрых, призывающих к борьбе  песен, будоражащей кровь музыки.

- Ты в каком классе учишься?-  выдавила я, и тут же отругала себя. Чёрт! Ни о чём другом больше спросить не могла? Курица! Как есть, тупая, бесхребетная, тормознутая курица! Кому будет интересно общаться со мной? Это же Соня! С ней нужно болтать, рассуждать, быть интересным человеком, ну на худой конец той, кого она знала в больнице. Но то ли от радости, то ли от страха, что и она отвернётся от меня, в голове воцарился кавардак.  Мысли, словно разноцветные лоскуты ткани, пёстрой бесформенной кучей  громоздились в голове, никак не оформляясь во что-то целое.  За годы  своего затворничества я  одичала, разучилась непринуждённо болтать со сверстниками. Мало того, теперь они казались мне старше и умнее, себя же я ощущала маленькой девочкой, беспомощной, а сейчас и покинутой.   Тот роковой вечер в Юлькином подъезде перевернул, изуродовал, разодрал в клочья  мою жизнь, омерзительной демаркационной чертой грубой и жирной разделил её на до и после.  Он изменил меня как-то сразу, без переходов, без подготовки. Вошла в проклятый подъезд одним человеком, а была вынесена – другим. И вот теперь стояла перед рыжей смешливой девчонкой, такой же, как я сама и боялась показаться глупой, неинтересной. Слова приходилось выдавливать, как засохшую зубную пасту из тюбика, от чего становилось мучительно стыдно.

Но Соне, вопреки моим опасениям, вопрос дурацким не показался.

- В двенадцатом, - ответила она беспечно. – Ох, и утомительно сидеть в школе до двадцати лет. Мои ровесники – уже студенты, а я всё за партой сижу. Чёртова растянутая программа! Двенадцатый класс! С ума сойти. Кому из зрячих скажу – удивляются.  А ты в девятый   пришла, я знаю. Ну, и как тебе у нас?

Соня всегда была многословной. Говорила много, весело, возбуждённо. И я заражалась этой её энергией.

Я поморщилась, но вовремя вспомнила, что Соня  не увидит моих гримас.

- Отвратительно.  Не думала, что будет так.

- Ага, - хохотнула девчонка. –  Ты, наверное, другого ожидала? Бедные слепые детишки, собранные в специальной школе. Добрые, понимающие, мудрые не по годам, ведь их объединяет общий недуг, общая боль. Сидят целыми днями за своими книжками, щупают точки, а в перерывах между чтением и походами в туалет играют на музыкальных инструментах. Ведь все слепые – прирождённые музыканты.

В лицо удушливой волной бросилась краска. Примерно так я всё и представляла.

- Слушай, чего мы тут рядом с воспиталками, как лохушки стоим. Пойдем, покурим что ли.

Соня  потянула меня к зарослям какого-то кустарника темнеющего впереди. Её трость  бодро постукивала по мокрому асфальту. И я восхитилась тем, насколько  легко Сонька   двигалась. Скорее всего, курила в этих кустах не раз.

- Таких, как мы с тобой, по правде говоря, здесь не так уж много, - заговорила Соня, глубоко затягиваясь. К запаху палой листвы и мокрой почвы примешался густой, горьковатый дух табака.