Я не выйду за варвара (СИ)

Я аж дыхание затаил в тот момент, когда она своими дрожащими, тонкими пальчиками стала расстегивать фибулу на моем плече. Плащ водопадом обрушился на пол. За ним полетела фибула. Затем она принялась стягивать с меня кожаный нагрудник. Руки не слушались Анну Аврору, а её сбивчивое дыхание дразнило мой слух, заглушая стук моего сердца. Я не торопил её, стоял, как статуя, покрываясь испариной, пока она снимала с меня элементы свадебного убранства. Казалось, из ушей уже пар идёт.

Дальше пошли тонкие кожаные шлейки, опоясывающие грудь и плечи, шнуры, портупея, парадный металлический пояс на животе. Она оголяла не тело моё — душу. Однако, сняв внешнюю атрибутику, она вдруг остановилась, оставив меня в рубашке и штанах, и снова опустила глаза.

— Продолжай. — то ли приказал, то ли взмолился я.

Но она ничего не сделала. В покоях повисла напряженная тишина. Она не может. Это слишком для неё. Пусть раньше она видела меня без одежды, но совсем при других обстоятельствах. Мы так и стояли неподвижно друг напротив друга. Она — смущенная до предела, я — пытающийся обуздать надвигающийся взрыв. Уже собирался схватить её, но она снова удивила меня, взявшись за завязочки на моей рубашке. Анна Аврора стала дышать её чаще, на лбу проступил пот. Меж бровей залегла чуть заметная складочка, от того, как сосредоточенно она их сводила, пытаясь справится с завязкой. Но в итоге лишь сильнее затягивала её. Она сильно, нервничала, руки стали трястись пуще прежнего, не в силах развязать узелок. Анна Аврора отчаянно простонала после очередной провальной попытки, тут же пытаясь подавить предательский звук.

И тут я уже не выдержал. Это было последней каплей. Я положил свою ладонь поверх её трясущихся рук на завязках, останавливая тремор, и тихо прохрипел:

— Я сам.

Аккуратно убрал её руку и разорвал на себе эту чёртову рубашку.

Глава 92. Трепет

Анна Аврора:

Скрежет рвущейся ткани резанул слух, заставив всё моё существо содрогнутся. Витторио с таким нетерпением срывал с себя рубашку, что я невольно сжалась, боясь за свою участь. Меня раздирали противоречивые чувства. В тот момент мои глаза видели перед собой всё того же Витторио. Любимого, дорогого сердцу мужчину. Но вёл он себя, как самый настоящий варвар. Цеплял словами, вгонял в краску, а теперь и вовсе, как дикарь, разодрал на себе рубашку. И дышал так глубоко, прерывисто, почти рычал. Как дикий нордорийский волк, готовый вот-вот броситься и сожрать свою жертву. И сегодня его жертвой стану я.

Вдруг он раздерет меня так же, как эту несчастную вещь? Какой силой нужно обладать, чтобы с такой легкостью порвать плотное волокно? Ответ был очевиден. Он прямо передо мной. Высокий рост, широкая фигура, необъятные плечи — эти природные данные в совокупности с годами тренировок и многолетними сражениями сделали Витторио больше, чем просто сильным. Рельефная мускулатура молодого воина угрожающе перекатывалась под изувеченной шрамами кожей. Завораживала мой неискушенный взгляд. А его крепкие, доселе безучастные, руки стали труситься крупной дрожью — настолько нестерпимым было его желание прикоснуться ко мне. С таким-то телом немудрено разорвать не только рубашку, но и меня. Чего я между тем очень боялась.

Чего мне ждать от этой ночи? На что способен Витторио, который не сдерживает себя? Ведь он не будет сдерживаться, я вижу. Он и без того слишком долго мучился. Но как далеко он зайдет? Где границы у моего мужа и существуют ли они? И ещё… Он будет прикасаться ко мне так же нежно, как раньше?

Мне было невдомёк, почему страх старательно пытался приглушить остальные чувства. Ведь это моя обязанность — делить ложе с мужем. Все замужние дамы проходят через такое. Мои замужние подруги даже делились со мной непристойными подробностями. Я знала, что будет. Но лучше бы не слушала их. Одни говорили, что испытали невыносимую боль, другие пережили ночь безболезненно, третьи и вовсе умудрились испытать приятные чувства. А я похоже умру. От тех самых чувств, вернее от их переизбытка.

Быть может меня всё еще не отпускают события ночи с Джорджем? Тогда он тоже рвал одежду. На мне. А, возможно, я просто слишком волнуюсь? Когда я молила Витторио взять меня перед поединком, я была полна уверенности, что он уже обесчестил меня. Мною двигало отнюдь не плотское желание — страх. Тот же самый страх. Только не за себя, а за Витторио. Я боялась, что он погибнет во время поединка, не оставив после себя самое дорогое, что он может мне дать — дитя. Чувство страха за него было сильнее стыда и смущения.