Я ненавижу свою шею

Шли 1990-е, и денег в Нью-Йорке крутилось прилично. Пустующие квартиры в «Эпторпе» отремонтировали, мисс Росс сама выбрала для них самые вульгарные люстры, и к нам заселились богатые жильцы. Один из них платил за квартиру двадцать четыре тысячи долларов в месяц. Двадцать четыре тысячи! При этом доставка китайской еды в здание была по-прежнему запрещена. У нас появилось много богатых разведенных мужчин. Периодически селились кинозвезды, но ненадолго.

Двор, некогда идиллическое место, где слышался счастливый детский смех, вдруг оказался заставленным лимузинами, поджидающими новых жильцов, чтобы отвезти их на шикарную работу в центре. Старые жильцы злились, составляли петиции, махали перед носом у хозяев юридическими документами и судачили о новом повышении арендной платы.

У меня снова кончился договор аренды. Позвонила мисс Росс и сообщила, что мне опять подняли арендную плату. Хозяева предлагали мне заключить договор на три года: десять тысяч долларов в месяц первый год, одиннадцать во второй, двенадцать в третий. Получалось, что за три года мне повысили аренду на четыреста процентов.

И я поняла: любовь прошла. Все-таки двенадцать тысяч в месяц — это черт знает сколько в пересчете на капучино. И знаете что? Я ведь его даже не пью. И никогда не пила. Я позвонила агенту по недвижимости и начала смотреть квартиры. Безответная любовь — скука смертная, писал Лоренц Харт. Почему-то с квартирой мне понадобилось гораздо больше времени, чтобы это осознать; в браке я поняла все гораздо раньше.

Пути назад не было. Поскольку наша с «Эпторпом» любовь не стала взаимной, расставание прошло без осложнений. Дети выросли и больше не могли возразить мне, как возражали когда-то, умоляя не уезжать из единственного дома, который они знали. Мужу было все равно. Сестра уже подыскивала новое жилье — моя сестра, та самая, чьи слова о «сердце и душе „Эпторпа“» цитировали в New York Times. Теперь, забыв о сантиментах и вспомнив о холодном расчете, она грозилась переехать в Нижний Манхэттен. Я позвонила бухгалтеру, и тот объяснил, что гораздо разумнее купить квартиру, а не снимать (так же доходчиво несколько лет назад он объяснил, что гораздо разумнее снимать, а не покупать).

Мы приготовились к переезду. Выбросили то, что столько лет было частью нашей жизни: плюшевых медведей, металлические стеллажи из кладовки в подвале, коробки с чеками, постеры, которые висели у нас на стенах, еще когда мы были молодыми, неработающие стереоколонки, наш первый компьютер, сноуборд, доску для серфинга, барабанную установку, целую картотеку с договорами на фильмы, которые так и не были сняты. Коробки с одеждой отдали на благотворительность. Коробки с книгами — в библиотеку приюта для бездомных. Мы испытали невероятное чувство очищения. У нас осталось лишь самое необходимое. Нас вынудили посмотреть правде в глаза и признать: мы многое переросли, мы уже не те, и есть то, что нам больше не нужно. Мы провели инвентаризацию своей жизни, мы как будто умерли, но перед смертью получили возможность разобрать вещи, а теперь переродились и могли снова их накапливать.

Наша новая квартира была намного меньше восьмикомнатной в «Эпторпе». Отныне мы жили в Верхнем Ист-Сайде, в районе, который я двадцать лет ненавидела и считала врагом всего, что мне дорого. Тут не было кубинско-китайских ресторанов. Но камин работал, привратник открывал дверь, а китайскую еду приносили прямо на порог. Уже через несколько часов после переезда я почувствовала себя дома. Я была потрясена. Ошарашена. Но главное, я пришла в ужас. Такого ужаса я не испытывала со времен своего второго брака. Все, что я передумала тогда, пронеслось в моей голове и сейчас: почему, ну почему я не ушла сразу, как только почувствовала запах чужих духов? Почему не поняла, что любовь на самом деле была никакой не любовью, а моей удивительной способностью делать лимонад из любых, даже самых горьких лимонов? Почему мое воображение отключилось, и я совершенно забыла, что в жизни полно других возможностей, включая возможность влюбиться снова?

Одно я знаю точно: новая квартира никогда не приснится мне в кошмарах.

По крайней мере, не снилась до сих пор.