Я ненавижу вас, Доктор Робер!

Была бы я в плохом настроении, то подумал бы, что он меня выпровождает, чтобы больше не видеть и не слышать.

— Спасибо.

До лифта мы идем молча. Не знаю, зачем он плетется рядом со мной? Разве он не супер-занятой-человек-всезнайка? Вызвав лифт, двери сразу же открываются перед нами. Марк заходит первым в кабину, я за ним.

Пока лифт несёт нас на первый этаж, мы переглядываемся. Кажется, что обжигающее стеснение обдает щеки жаром. Раньше я чувствовала рядом с Марком какую-то неприязнь. Но кажется теперь, эта сахарная стенка рушится между нами.

— Завтра приезжайте к девяти сорока, я буду на месте.

— Хорошо, — выдыхаю из себя.

И мы снова отворачиваемся друг от друга. Прямо ощущаю себя человеком, которого бросили в ситком. Так неловко… и в тоже время, так любопытно, чем закончится эта история…

Выйдя через турникеты, Марк услужливо придерживает дверь на выход. И как только я выхожу из неё, меня окатывает прохладный ветерок. Я делаю глубокий вдох, слегка прикрыв глаза. Но как только их распахиваю, то замечаю на себе взгляд Марка. Мы молча пялимся друг на друга. Колющаяся несуразность действия между нами сдавливает лёгкие. Становится трудно дышать…

— Тебя подвезти?

Машинально киваю. Черт. Что я делаю?

— Хорошо, — добавляет он.

Отказываться было совершенно бестолку. Тем более в прошлый раз мы добрались куда быстрее, чем я на общественном транспорте. И это перевесило чашу весов в пользу Марка. Что ж. Если он еще раз меня просто подвезет то, ничего же страшного не случится, ведь так?

В общем, мы сели в машину молча. Я пристегнула ремень и принялась выжидать еще какой-то пакости от Марка. Впрочем, за эти недели можно было бы привыкнуть к его надменным взглядам, острым, как лезвие, шуткам и холодным опрометчивым ответам.

Марк включил классическую музыку, которая мгновенно заполнила салон. Ну ей богу: ощущаю себя героиней глупого ситкома. Звук скрипки и фортепиано ласкал слух, но не до такой степени, чтобы я могла расслабиться полностью в салоне его машины.

— Ты точно в порядке?

— Мне еще раз повторить свой ответ?

— Да, будь добра, — нежно протараторил Марк, выезжая на проспект. — Повтори еще раз свой ответ.

— Марк Борисович, я в порядке.

Мужчина усмехнулся.

— Нет, Яна Андреевна, вы сказали это без интонации, поэтому я вам не верю.

— Мы что, разучиваем сценические роли для нового спектакля?

— Это смотря с какой стороны посмотреть, — лебезит он. — Вся жизнь — сплошной театр.

— Как удивительно…

— Что именно тебя удивляет?

— Не ожидала, что мистер «я-всёзнайка-занятой-человек» окажется таким нежным романтиком.

— Я же тебе говорил, что я не такой зануда, каким тебе кажусь.

— Ну да, ну да, — тихо произнесла я, отводя взгляд в окно, чувствуя, как иссякают силы на колкие ответы. — Всё не то, чем кажется на первый взгляд.

— Нет ничего плохого в том, чтобы чувствовать себя опустошенной.

— Да вы еще и эксперт по сердечным делам? — не то спрашиваю, не то удивляюсь самой себе. — Скажите, а что еще находится в вашем волшебном сундуке под названием «я не такой зануда»?

— Яна, перестань язвить.

Тон Марка отозвался серьезностью. Наверное, мне и впрямь нужно сбавить обороты. Все-таки Марк пытается помочь мне, а я веду себя очень грубо по отношению к нему.

— Прости, — срывается с моих уст, и я замолкаю, жадно разглядывая темную обивку бардачка. — Прости.

Марк выдерживает паузу. Нужную паузу для нас обоих.

— Мне кажется, мы с тобой не с того начали, — тихо говорит Марк, остановившись на светофоре. Глаза слепят свет от встречных машины, которые лениво поворачивают на проспект.

— К примеру?

— С нашего первого дня знакомства.

— Это ты так извиняешься?

— По-моему, я уже попросил прощение за то, что окатил тебя грязью из лужи. Я правда не заметил ее, — воспротивился Марк.

Я правда веду себя очень грубо. Но мое сердце сейчас разорвано на мелкие кусочки, и каждый новый шаг, который я пытаюсь сделать, отдается глухой болью в груди. Наверное, правильней всего, просто принять неуклюжие попытки Марка развеселить меня. Тем более, нам еще работать бок о бок минимум, как год. И у меня просто нет другого выбора, как пойти ему навстречу, даже если этого я сейчас меньше всего хочу.

— Да, наверное, — выдохнула из себя слова.

— Поверь, я знаю, что такое опустошение.

Наши взгляды встречаются. Мне правда чертовски любопытно, и прям зудит на кончике языка от вопроса, который едва ли сдерживаю за зубами. Как? Как такой, как он, может знать, что такое опустошение? В голове не укладывается.

— Даже несмотря на то, что я кажусь таким занудой, который женат на науке, у меня все еще есть сердце.

Удивительное откровение дня: у Марка Робера есть сострадание и, внимание, сердце! А я-то думала, что у индюков есть только чувство собственной важности. разочарование века. И как теперь мне жить с этой информацией?

— А по твоему виду и не скажешь.

— А зачем мне демонстрировать это всем? Какой в этом смысл?