Я ничего не знаю. С комментариями и иллюстрациями

Ученый Продик в своем сочинении о Геракле, которое он читает перед многочисленной публикой, высказывает такое же мнение о добродетели; он выражается так, насколько я припоминаю.

Продик Кеосский, речь которого пересказывает Сократ, был известен своими декламациями, но, вероятно, Сократ во многом дополнил начальную речь Продика. По типу речь относится к экфрасисам – описаниям живой ситуации на воображаемой картине, – что почувствовали европейские художники, многократно воспроизводившие этот сюжет (иногда даже героем мог быть не Геракл, а условный рыцарь, как во «Сне рыцаря» Рафаэля, или условный аристократ, как в варианте Веронезе «Геракл на распутье», но сюжет оставался тем же). Экфрасис произошел из объяснений храмовых картин, повествовавших о чудесном спасении, так и здесь говорится о спасении Геракла для новой жизни, о его втором рождении.

Геракл

Геракл, говорит он, в пору перехода из детского возраста в юношеский, когда молодые люди уже становятся самостоятельными и видно бывает, по какому пути пойдут они в жизни – по пути ли добродетели или порока, – Геракл ушел в пустынное место и сидел в раздумье, по которому пути ему идти.

Пустынное место – любое незаселенное место, один из «топосов» (общих мест) экфрасиса: пустынный пейзаж внушает чувство тревожности и неопределенности, заставляя дальше внимательно следить за событиями.

Ему представилось, что к нему подходят две женщины высокого роста – одна миловидная, с чертами врожденного благородства; украшением ей была чистота тела, стыдливость в очах, скромность наружности, белая одежда; другая была упитанная, тучная и мягкотелая; раскрашенное лицо ее казалось на вид белее и румянее, чем оно было в действительности; фигура казалась прямее, чем была от природы; глаза широко раскрыты; одежда такая, чтобы не скрыть красоты молодости; она часто оглядывала себя, наблюдала также, не смотрит ли кто другой на нее, часто обертывалась даже на свою собственную тень.

Когда они были уже близко от Геракла, то первая продолжала идти прежним шагом, а вторая, желая опередить ее, подбежала к Гераклу и сказала:

– Я вижу, Геракл, ты в раздумье, по какому пути тебе идти в жизни. Так если ты сделаешь своим другом меня, то я поведу тебя по пути самому приятному и легкому; радости жизни ты вкусишь все, а тягостей не испытаешь во весь век свой. Во-первых, ты не будешь заботиться ни о войнах, ни о делах, а всю жизнь будешь думать только о том, какое бы кушанье или напиток тебе найти по вкусу, чем бы усладить взор или слух, чем порадовать обоняние или осязание, с какими мальчиками побольше испытать удовольствия, как помягче спать, как поменьше трудиться, чтобы все это получить. А если когда явится опасение, что не хватит средств на это, не бойся, я не поведу тебя добывать эти средства путем труда и страданий, телесных и душевных: нет, что другие зарабатывают, этим будешь пользоваться ты, не останавливаясь ни перед чем, откуда можно чем-нибудь поживиться: своим друзьям я предоставляю свободу извлекать пользу изо всего.

Выслушав это, Геракл спросил:

– А как тебе имя, женщина?

– Друзья мои, – отвечала она, – зовут меня Счастьем, а ненавистники называют Порочностью.

В это время подошла другая женщина и сказала: