Я никогда не обещала тебе сад из роз

– Да ее в надзорку перевели. Утром Гейтс пришла ее будить, а тут такое… вся постель в крови, лицо в крови, а вены жестянкой вскрыты. Жуть! Противостолбнячный укол вкатили – и прямиком в лифт.

– Странно… Никогда бы не подумала, что эта девчонка настолько больна. Я, глядя на нее, каждый раз думала: вот идет богачка мелкая. Держит себя так, будто мы мизинца ее не стоим. Как будто всё тут ниже ее достоинства, слова через губу переплевывает… ледяным тоном. С жиру бесится, вот и все.

– Кто их разберет – что у них внутри? Врачи говорят, здоровых тут не держат, сеансы проходят чертовски трудно.

– Эта сучка заносчивая никогда в жизни ничем себя не утруждала.

Глава седьмая

В надзорном отделении, лишенном всяких признаков удобства и нормальности, ей было страшно. На голых стульях, словно кол проглотив, торчком восседали женщины; другие валялись и сидели прямо на полу: одни стонали, другие помалкивали, третьи бушевали; медсестры и санитарки здесь были рослые, крепкие, мускулистые. Это место не только страшило, но и приносило успокоение – даже большее, нежели мысль о необратимости нахождения в нем. Глядя в окно, забранное, как маска фехтовальщика, щитком и решеткой, она решила выждать и разобраться, почему в этом пугающем месте все же видится что-то неуловимо хорошее.

Позади нее остановилась какая-то женщина:

– Боязно, а?

– Да.

– Моя фамилия Ли.

– Вы санитарка или кто?

– Вот еще. Психичка, вроде тебя. Да-да, ты – как все тут.

Хрупкая, темноволосая, эта женщина хранила тревожный вид, но смотрела далеко и подмечала чужой страх, а будучи пациенткой, устанавливала прямые и непосредственные контакты, какие и не снились медперсоналу. В ней сквозила храбрость.

Дебора подумала: вот бы отходить ее ремнем. И тут до нее дошло, чем хорошо четвертое отделение: здесь нет лживого притворства, нет нужды подчиняться непостижимым законам Земли. Когда накатит слепота, или обожжет узловатая боль от несуществующей опухоли, или разверзнется Жерло, никто не скажет: «Что подумают люди!», или «Веди себя прилично», или «Не суетись!».

На соседней койке лежала тайная первая жена Эдуарда VIII, отрекшегося от престола короля Англии, сосланная сюда (в Оплот разврата) врагами Восьмого Экс-Монарха. Когда медсестра заперла личные вещи Деборы в стенной шкаф, эта больная (сидя в кровати, она обсуждала свою стратегию с невидимым премьер-министром) встала и с сочувственным видом подошла к Деборе.

– Для этой обители зла ты слишком юная, дитя мое. И не иначе как девственница. Меня здесь обесчестили в первую же ночь и терзают до сих пор. – И она вернулась к прерванному обсуждению.

– Где же я буду встречаться с вами наедине? – крикнула Дебора Лактамеону и прочим.

«Было бы желание, а место найдется, – эхом ответил Ир. – Мы не станем теснить или выталкивать гостей этой нетайной несупруги отрекшегося короля Англии!» Ир звенел от смеха, но Жерло было совсем близко.

– Под конвоем? – спросила врач, недоуменно глядя на санитарку.

– Она же теперь наверху, в четвертом отделении, – ровно ответила санитарка и заняла свой пост у дверей обычного с виду, цивилизованного кабинета-капкана.

– А что случилось?

На лице Деборы под маской язвительности врач разглядела потерянность и страх. Дебора села и скрючилась, пряча уязвимый живот и нижнюю часть тела, где чутко дремала опухоль.

– Мне пришлось это сделать, вот и все. Я слегка расцарапала руку, вот и все.

Врач пристально смотрела на нее и ждала сигнала, насколько глубоко можно копнуть.

– Покажи, – сказала она. – Покажи руку.

Сгорая со стыда, Дебора закатала рукав.

– Ничего себе! – с забавным акцентом, но непринужденно воскликнула доктор. – Шрам останется – будь здоров!

– Все мои партнеры по танцам будут содрогаться от его вида.

– Не исключаю, что ты еще будешь бегать на танцы, что твоя жизнь в большом мире продолжится. Но сейчас ты понимаешь, правда ведь, что у тебя большие неприятности? Расскажи мне, только честно, что подтолкнуло тебя к такому поступку.

Дебора не уловила ни ужаса, ни насмешки, ни одной из сотни чуждых реакций, какие всегда возникали у окружающих при соприкосновении с ее трудностями. Доктор вела стопроцентно серьезную беседу. И Дебора принялась рассказывать ей про Ир.