Как странно, что не существует науки мира, а наука войны существует.
В клинике она общалась со слепыми и расспрашивала докторов, как люди восполняют отсутствие зрения. Вернувшись, она стала надевать на глаза специальную повязку и передвигаться на ощупь. Она ходила с помощью трости, пыталась узнать людей по звуку шагов, вслепую пользовалась телефоном и готовила чай.
Благодаря такой подготовке в фильме она очень естественно изображала слепую. Но оказалось, что этого недостаточно — на плёнке её глаза выглядели слишком выразительными и слишком ярко блестели. Пришлось заказать контактные линзы. Визуально они давали нужный эффект, но у Одри от них сильно болели глаза, что, конечно, не улучшало её настроение.
А настроение у неё и так было плохое — киностудия «Уорнер Бразерс» отказалась переносить съёмки в Европу, и из-за этого Одри пришлось заплатить со своего гонорара очень большие налоги. К тому же ей сообщили, что костюмы от Живанши обойдутся слишком дорого, поэтому одежду для её героини будет шить модельер подешевле. Студия экономила буквально на всём, и лишь благодаря Курту Фрингсу, который ещё на стадии заключения контракта сумел выговорить для Одри некоторые привилегии, ей удалось дожить до конца съёмок без нервного срыва.
Отдавать — значит жить. Если перестанешь отдавать, не для чего станет жить.
Вообще-то фильм получился довольно средний, и если бы не великолепная игра Одри и умение режиссёра нагнетать напряжение, он забылся бы сразу после выхода на экраны. В пьесе Фредерика Нота было много нестыковок и искусственно созданных ситуаций, но они компенсировались определённой внутренней логикой и динамикой. Динамика в фильме осталась, а вот логика исчезла на стадии сценария окончательно — например, слепой героине ни разу не приходит в голову мысль запереть дверь, чтобы злодеи не могли проникнуть в её дом.
Но Одри была так органична и искренна в роли слепой девушки, что критики простили фильму все недостатки и в один голос восхищались её талантом. Понравился фильм и зрителям — они сочувствовали героине и с удовольствием пугались за неё и вместе с ней. Тем более что во время показа фильма в кинотеатрах для большего эффекта в последние пятнадцать минут в зале полностью гасили свет, и на экране почти ничего не было видно, а были только слышны крики героини и учащённое дыхание пытающегося её убить злодея. Напряжение достигало такого уровня, что на улице возле крупных кинотеатров дежурили машины «скорой помощи».
Когда-то вручение «Оскаров» было церемонией. Теперь это только ритуал.
Она не собиралась разводиться официально, ведь она всегда считала, что замуж надо выходить один раз и на всю жизнь, и два развода её матери стали для неё примером того, как не должно быть в её жизни. К тому же Мел был ей по-прежнему очень дорог и как отец её сына, и как хороший друг, много сделавший для неё и для её карьеры. Если бы не он, она так и работала бы за гроши.
Но главное — она боялась в случае официального развода потерять сына. Если бы Мел стал судиться за опекунство, суд скорее всего стал бы на его сторону. А это для Одри стало бы настоящим крахом мира. Поэтому они с Мелом договорились просто пожить отдельно какое-то время, чтобы отдохнуть и подумать о будущем.
Это известие, сразу же подхваченное журналистами, совпало с выходом фильма «Двое на дороге», поэтому пошли слухи, будто бы разъезд знаменитых супругов — лишь рекламный трюк. Но те, кто знал Одри, поняли, что всё серьёзно, она такими вещами никогда не шутила даже ради самой большой рекламы.
Мел занялся работой над новой постановкой «Майерлинга». Одри он приглашать уже не стал, и она с удовольствием уехала в Швейцарию. Но покой и размышления не привели их к примирению. В начале 1968 года Одри всё-таки подала на развод.