Я окей и ты окей

В конце концов, если счет в банке это позволял, он и сам обращался за помощью к какому-то другому психотерапевту и еще более отдалялся от партнера, также сменив объект взаимоотношений. Таким образом, открывались широкие возможности для реорганизации игры "А у меня лучше" в более изощренные формы — "Мой психотерапевт лучше твоего", "Я быстрее нашел контакт, чем ты" или "Я приму решение, спать ли с тобой, после сеанса в среду". У обоих происходит включение Дитя в процесс избирательного самоанализа, который, предоставляя полезные сведения о происхождении собственных чувств, не учитывает, что в браке участвуют два человека, а не один.

В одной из газет приводилось разумное, хотя и несколько утрированное высказывание: "Многие психиатры утверждают, что не может идти и речи о психическом здоровье, если человек не способен лицом к лицу столкнуться с реальностью. Если это так, тогда зачем они укладывают своих пациентов на мягкие кушетки, на которых так приятно предаваться грезам? Может быть матрас, усаженный шипами, подошел бы больше".

Каждый партнер должен стремиться к тому, чтобы осознать свою роль в семейных проблемах. Позиция "Все из-за тебя" разоблачена еще наблюдением Эмерсона: "Никто не может приблизиться ко мне, если я останусь безучастным". Если на протяжении десяти лет муж оскорблял жену, а жена все десять лет это терпела, то и она, в известном смысле, является участником этих отношений. Если хотя бы один из партнеров отказывается признать свой вклад, мало надежды на перемены к лучшему.

Артур Миллер, рассказывая о Мэгги — героине своей пьесы "После грехопадения" (удивительно напоминавшей его жену — Мерилин Монро), писал, что его пьеса "о нежелании или неспособности человеческого существа понять причины своего разрушения".

Вечно идет одна и та же борьба: постичь наше соучастие во зле - вот ужас, вынести который невозможно. Гораздо утешительнее видеть мир, населенный абсолютно невинными жертвами и окружающими их чудовищными насильниками. Любой ценой оберегать свою невинность. Но покажите мне самое невинное место в любой стране. Не дом ли это умалишенных, где люди существуют поистине невинно, неспособные заглянуть в себя? Сумасшествие — вот вершина невинности.

"Ужас, который вынести невозможно" вполне понятен, если допустить, что призвание своего соучастия еще более утяжеляет груз неблагополучия, лежащий в основе всех проблем. Признать вину нелегко. Это самый тяжелый удар по Дитя, это дополнительное бремя, о котором писал немецкий теолог Дитрих Бонхоффер: "Не значит ли это взвалить на плечи человека еще одну еще более тяжелую ношу? Неужели это все, что мы можем сделать, когда тела и души людей изнемогают под тяжестью догм, созданных самим человеком?"

Освоение структурного анализа — природы Родителя, Взрослого и Дитя — освобождает нас от дилеммы: с одной стороны, невозможности изменения без признания соучастия, с другой — подавленности от признания вины. Чисто практически с очевидностью выступает иной подход к человеку и его поведению. Если сказать: "Вы капризный, трудный, неприятный человек со скверным характером, вот почему у вас не ладится семейная жизнь", то это лишь укрепит сознание неблагополучия, которое сделает человека еще более капризным, трудным и неприятным, либо он впадет в еще более глубокую депрессию. Однако можно сказать и так: "Виной всему ваше неблагополучное Дитя, постоянно беспокоящее вас своими вздорными проявлениями, которые не оставляют вам надежды на счастье в настоящем". Это отчасти разрешает дилемму: человек воспринимает себя не как абсолютный ноль, а как комбинацию прошлого опыта со всеми плюсами и минусами, которые и порождают его затруднения. Более того, у человека появляется возможность выбора. Осознавая правду о себе самом, он укрепляет своего Взрослого, который приобретает способность оценивать Родителя и Дитя и то, как они насаждают тиранию прошлого, "проигрывая" старые записи.

Если же не признавать "своей роли в наших проблемах", транзактный анализ и анализ игр может выродиться в еще один своеобразный способ выражения ненависти: "Ты и твой проклятый Родитель", "Твое мерзкое Дитя снова вылезает", "Ну вот, ты опять затеваешь игру". Такие конструкции становятся язвительными эпитетами в новой игре — "игре в играющих". По мере того, как проясняются проблемы, которые могут при этом возникнуть, мы начинаем понимать смысл названия статьи Артура Миллера — "Вижу ее агонию, но люблю".

Уяснение этой идеи и требуется приходящим к психотерапевту парам, если они хотят построить свой брак на основе новых ценностей.

Возникает последний вопрос: "Что нам делать, когда мы перестаем играть в игры? Что же остается? Что делать освобожденному Взрослому?"

Постановка целей