Я охочусь на убийц

И еще одно воспоминание. Или сон. Или все вместе. Джаз точно не знал, что это, но там все являлось реальным. Даже чересчур. Нож. Голос. Голос Билли, он это точно знал, приказывавший ему взять нож. Руки Билли, помогающие ему, снова его голос…

Нож… Нож и плоть, плоть расходится, и он чувствует ее упругость, а почему? Откуда ему знать, что плоть упруга?

Другой голос, сдавленный болью, судорожный.

Билли Дент наотрез отказывался говорить только об одной из своих многочисленных жертв — о Дженис Дент, чего и следовало ожидать. Со времен оных серийные убийцы только притворялись, что чистосердечно признаются, на самом же деле они никогда не рассказывали всей правды. В XIX веке маньяк-убийца Холмс признался, что во время Всемирной ярмарки в Чикаго убил двадцать семь женщин, хотя полиция пребывала в полной уверенности, что количество его жертв перевалило за сотню.

Джаз многое знал об убийцах. Билли изучал серийных убийц, как художники изучают полотна мастеров Возрождения. Он учился на их ошибках. Он беспрестанно думал и говорил о них. И он передал свои знания сыну. Прямо-таки какой-то Счастливчик Джаз — именно это он и запомнил с самого детства.

Убийцы всегда что-то скрывают. Так уж повелось.

Мать Джаза была сокровенной тайной Билли.

Среди ста двадцати четырех портретов жертв в комнате имелось еще одно фото, на сей раз живого человека: черно-белая фотография хорошенькой стройной молоденькой девушки, одетой в строгого покроя платье, в аккуратном берете и с небольшой сумочкой в руках. Она стоит у входа в церковь, улыбаясь в объектив.

Бабушка в молодости. За много лет до того, как она произвела на свет чудовище.

Джаз прошелся по кровавому следу Билли, глядя на фотографии и по памяти называя имена жертв.

— Кэсси Овертон, — начал он. — Фарра Гордон. Харпер Маклеод. — Он закончил перечисление, посмотрев на фото бабушки. — Когда-нибудь, — пробормотал он, — в один прекрасный день я сломаюсь. Я же сын своего отца. Всякое может случиться. И когда этот день настанет, когда я убью свою первую жертву… ею вполне можешь оказаться ты.

Он с удивлением обнаружил, что плачет, но так и не понял, по бабушке он плачет или по себе самому. Он ненавидел себя за саму мысль о том, чтобы убить ее, но ничего не мог с собой поделать — от этой мысли ему становилось хорошо. Она была ужасным человеком, поскольку подарила миру Художника, Зеленого Джека или как там еще называли папашу. Он пытался понять, почему она еще живет, но в то же время хотел, чтобы она исчезла с лица земли. Возможно, что тогда, именно тогда, он не станет чувствовать себя столь виноватым.

Но он знал, что это не так. Чувство вины всегда будет преследовать его. Он не смог защитить родную мать. Он не смог помочь тому парнишке в аптеке, который рухнул прямо к его ногам. Он должен был давным-давно убить Билли, когда тот спал. Бог свидетель, он знал, как это сделать — Билли стал учить его изящному и злодейскому искусству убивать, как только Джаз начал ходить. Он умел обращаться с ножами, пистолетами, топориками, молотками… В ящике на кухне лежала старая ручная дрель, и Джаз вполне мог просверлить папаше башку, пока тот спал. Покончить с ним и предотвратить дальнейшую вакханалию убийств.

Люди часто говорили Джазу: «Тебе было тринадцать лет. Ты уже мог отличить добро от зла. И ты знал, что он творит зло. Почему же ты не остановил его?»

Но они не могли понять, что убийство считалось злом только среди остальных людей. Для Билли и для Джаза оно не являлось злодейством. Вот так его и воспитали: промыли мозги и набили их ложными ценностями. Называйте это как хотите. В итоге…

Джаз повернулся на кровати и пристально посмотрел на стену, ища фотографию Харриет Кляйн. Точно, «зеленоглазка» — память ему не изменила.

Харриет Кляйн уже не вернуть. И он ничего не мог сказать Джеффу Фултону, что хоть как-то утешило бы бедного, раздавленного горем старика. Но Джаз знал, что оставался единственный способ искупить грехи отца и свои собственные.

Убийца Джейн Доу разгуливал на свободе.

— Я достану тебя, — прошептал Джаз. — Я выслежу тебя и загоню, как бы безумным это тебе ни казалось, и мне плевать, сойду я с ума или нет.

Поскольку в конечном счете лучше спятить именно так, а не впасть в слабоумие, как бабуля.

Глава 9

Он позвонил Хоуви, стараясь не разбудить бабушку, от которой его отделяла лишь тонкая стена между комнатами.

— Боевая готовность, — объявил Джаз, когда Хоуви снял трубку. Он посмотрел на часы — 23:20. Вся ночь впереди.

— Ты что, шутишь? — возмутился Хоуви. — Через десять минут баскетбол начнется. К тому же я думал, что ты перестал разыгрывать из себя суперсыщика.

— Во-первых, мы выходим через несколько часов, а не сию минуту. Надо осмотреть место преступления примерно в то же время, когда там находился убийца. Во-вторых, я передумал. И в-третьих, если хочешь, чтобы я тебя простил за то, что ты разболтал Конни о нашем приключении в морге, ты просто обязан пойти со мной.

— Ой, да ладно тебе!

— Я до сих пор не верю, что ты ей проболтался. Что же случилось с заповедью «дружба прежде всего»?