Я охочусь на убийц

Бабушка полностью реабилитировала себя за свое безобразное утреннее поведение. К тому времени, когда Джаз вернулся домой, она вырубилась прямо перед телевизором, который переключила на автогонки, и тихонько похрапывала, подложив под голову импровизированную подушку — плюшевого мишку.

«Как так получилось, — размышлял он, глядя на нее, — что такая с виду мирная, довольная жизнью старушка может превращаться в безумное чудовище? Как она могла породить само воплощение зла, вскормить и вырастить его, чтобы оно потом превратилось в безупречную машину злодейства?»

Нести ее наверх уже не было сил, так что он оставил бабулю на полу. Полицейская машина стояла на прежнем месте (Джаз знал, что эта деталь вскоре станет очередным предметом городских сплетен), но все равно он заново проверил замки на входной двери, двери в кухню и запоры на всех окнах, прежде чем поднялся к себе. Теперь боль уже не пульсировала в виске, а буквально бушевала у него во всей голове.

Тем не менее оставались неотложные дела. Неделя близилась к концу. Мелисса закончит и отправит свой отчет в понедельник, и Джазу нужно было сделать так, чтобы к отчету прилагалось его письмо с контраргументами. Если он хочет и дальше жить в этом доме, нельзя допустить, чтобы ее отчет остался без ответа.

По экрану монитора ползла надпись «Помни о Бобби Джо Лонге».

— А ты уверен, что хочешь жить в этом доме? — пробормотал он себе под нос, садясь за стол. Яркий свет экрана резал глаза, и на него было больно смотреть. — Приемная семья может оказаться пансионатом, а дом Саманты — вообще раем.

Конечно, с одной стороны, перспективы открывались заманчивые, но Джаз твердо знал, что как только он покинет этот дом и попадет в лапы бюрократической системы, вернуться сюда он уже никогда не сможет. Он обвел соцзащиту вокруг пальца, сумев убедить чиновников, что все эти четыре года бабушка заботилась о нем, хотя на самом деле все обстояло как раз наоборот. К тому же Джаз никогда в глаза не видел свою тетку Саманту. Никто не мог гарантировать, что она захочет принять его. Оставалось одно: найти способ любыми путями замедлить процесс принятия решения до тех пор, пока ему не исполнится восемнадцать. Тогда он станет сам себе хозяин, и никто не сможет помешать ему делать все, что захочется.

«Я делаю все, что хочу, — однажды сказал Билли, с улыбкой оглядывая свою коллекцию „трофеев“. В одной руке он нежно перебирал снятое с жертвы ожерелье. Другой гладил Джаза по голове. — И никто не сможет остановить меня. Я их Бог. Я повелеваю, жить им или умирать. Это величайшее чувство из всех».

Пальцы Джаза дрожали, и он боялся коснуться клавиатуры. Может, и в самом деле, пусть его заберут отсюда. Возможно, это и к лучшему.

Глава 25

Импрессионист включил телевизор, чтобы создать звуковой фон, и заново прошелся по плану следующей «акции». Все было готово, никаких дальнейших приготовлений не требовалось. Оставалось лишь осуществить план.

И тут он отвлекся на то, что сейчас происходило на экране. Рекламный ролик, в котором две куклы-марионетки бежали через поле.

Он задумался. О марионетках.

О подконтрольности. О тех, кто всегда подчиняется, и тех, кто ими управляет.

Импрессионист точно знал, что всеми всегда кто-то или что-то управляет. Муж или жена. Родители. Начальник. Друг. Собственные желания, благие или наоборот.

Все мы по своей сути являемся чьими-то марионетками.

Большинство людей просто не видят ниточек, вот и все. И именно поэтому они не верят, что являются марионетками. Послушными куклами в чьих-то руках.

Импрессионист же отчетливо видел эти нити. Он знал, насколько длинными они бывают. Знал, какие они прочные. Знал даже то, как искусно они натянуты.

И он знал, кто за них дергает.

Но его одолевали сомнения.

Он размышлял о кукле, которая видит свои нити.

Интересно… А что, если бы она смогла их обрезать?

Физика и логика утверждают, что в этом случае кукла безжизненно обмякнет.

А если нет?

Что, если дерзкая кукла проявит силу воли и, обрезав свои нити, вдруг оживет? Станет своим собственным кукловодом?

Что, если так случится на самом деле?

Но Импрессионисту никак нельзя было связываться с Джаспером Дентом. Даже близко подходить к нему. А он нарушил это правило.

Но он не мог ничего с собой поделать. Импрессионист знал, что обладает огромной силой воли, но когда дело дошло до Джаспера Дента… Разум его вопил: «Держись подальше от этого мальчишки!» Но какой-то глубинный, животный инстинкт гнал его вперед и жаждал столкновения с этим парнем.

Импрессионист подумал: «А может, это похоже на то, когда люди внезапно влюбляются? Возможно, именно такое же чувство они и испытывают в этот миг?»

Он начал листать картинки на экране смартфона, пока не нашел фотографию Дента. Интересно, кого другие видят в этом Джаспере Денте? Скорее всего лишь тинейджера, и только. Симпатичного парня. Школьника. На самом же деле они и понятия не имеют, кто или что ходит и дышит рядом с ними.

«Мы делаем что хотим, — подумал Импрессионист, — и никто не сможет остановить нас».

Глава 26