Я, они и тьма

— Если честно, там такая древняя магия, что я сам всех подробностей не знаю. Мне нужно посмотреть на плетение магии, оно на замочке. Если не получится сразу, обещаю, сниму при первой же возможности. Ну, к придворным артефакторам сходим на худой конец.

— Правда? — никак не могла поверить я. Я была убеждена, что Сав не из тех, кто станет выпускать из зубов аппетитный кусок мяса, а оно вот как…

— Правда-правда… Прости меня.

Я всмотрелась в его лицо, в его глаза. И поверила. Он просил прощения серьезно, искренно — настолько это вообще возможно. И он грустил. Совершенно точно был расстроен.

— Дашь посмотреть на замочек? Может, сразу с этим и разберемся и решим все наши проблемы? — спросил он, и голос его почему-то дрогнул. Но я не придала этому значения, радостно согласившись на его предложение. Булыжник с колючей цепочкой на шее меня порядком бесил.

Савар подошел ко мне сзади, коснулся кончиками пальцев ожерелья, а потом ласково погладил меня по голове. Растекся жар магии.

— Что ты делаешь? — резко дернулась я от него. Его прикосновений я не хотела, тем более его магии.

— Просто проверяю, как ты…

Раздался громкий стук, за ним — звон разбитого стекла.

А дальше… Дальше все в один миг вспыхнуло, пришло в движение, пронеслось перед глазами в бешеном кровавом калейдоскопе.

И никто не успел среагировать. Ни я, ни тьма.

В комнату влетело что-то быстрое, стремительное, а потом… Потом это быстрое и стремительное с размаху влетело прямо в голову Ват Йета, рядом с виском. Хлынула кровь. За моей спиной закричал Савар, но я не успела оглянуться — он завалился рядом со мной с разорванной ключицей.

— Пи-лий, — прохрипел он, — пере… переиграл…

А потом это же страшное, стремительное, красное от крови еще раз влетело в его тело. Попало в артерию. Хлынула кровь, попав на меня.

Но я не смотрела на него. И моя тьма на него не смотрела. Мы вместе с ней смотрели на тело Ват Йета в кресле. С его головы стекала багряная кровь и падала на ковер. На его ковер в его гостиной.

Все.

Сейчас и я…

«Бом-бом-бомм», — забилось сердце на адреналиновом шнуре.

Тьма рванулась из меня с такой силой, что я не устояла на ногах. Она отбила это быстрое, стремительное, смертоносно носящееся по комнате, все в крови Дерека и Сава, и на пол закапал ядовитый металл.

А потом закричала я. Сердце прошило холодом и сразу же такой болью, что я прокусила губу, чтобы новой болью хоть как-то заглушить ту, в груди.

«Бом-бом-бом-бом», — стучало сердце, и с каждым стуком я умирала. Я почти ощущала, как разрывается его мышца.

«Отомстить! Наказать!» — билось в моей голове, билось в сердце, горчило моей кровью на губах. Я говорила это вслух, но словами богини. Она развернулась во мне, как разворачивается в теле разрывная пуля.

У меня не было сил сопротивляться. Я не видела ничего, не понимала ничего, я была в самой настоящей предсмертной агонии. Тьма рвала сердце в клочья — она была в ярости, она хотела отомстить. Я была уверена, что он богини в ней сейчас не осталось ничего. Это был чистый гнев божества, растворенный в моей крови. И только я одна его сдерживала сейчас.

«Я обещала тебя удержать. Ты обещала сама себя сдерживать», — подумала я, обращаясь к богине, но она меня не слышала. Она рвалась мстить, и я держала ее в себе на одном только упрямстве.

«Бом-бом-бомм!»

Больно! Как же больно, господи!

Я застонала, вытянувшись на полу стрункой. Боль прошивала все тело, и я все сильнее теряла связь с реальностью. Если потеряю совсем, то умру. Тьма уничтожит Пилия и, может быть, весь Дигон, разорвет мне сердце, а потом расслоится снова на тысячи бессознательных теней, которые будут мучить и так настрадавшихся женщин. И сама богиня не найдет покоя. И никто из нас не найдет.

Я могу, я должна взять тьму под контроль.

Я сжала зубы, готовясь к новой боли, но тьма решила пойти другим путем.

Перед глазами быстро-быстро замелькали кадры, картинки прошлого — моего, Йолы и мертвой богини. Они тасовались, смешивались, а потом наконец превратились в единое полотно.

Я видела испуганные глаза мальчишки, ради которого Первая пожертвовала своей жизнью. Его рыжие вихры, тоненькие запястья. Невольно ощутила к нему прилив нежности — чувствами не своими, а богини. Мой милый добрый мальчик! Мое дитя, которое я причастила к своему миру, провела между миром людей и миром богов! Мое дитя, в котором осталась часть меня. Мое рыжее счастье…

А потом лицо мальчика начало меняться. Поплыли, но тут же стали четче, резче, по рыжим огненным волосам рассыпалась соль седины. И на его месте оказался другой. Его потомок. Сын с рыжими, как лисий хвост, волосами и с голубыми глазами матери. Мелькали лица — одно за другим. Они старели на моих глазах, и раз за разом я наблюдала за преемственностью. Менялись черты, менялись оттенки рыжего в волосах, но что-то неуловимое оставалось неизменным во всех этих людях. Кровь? Порода?

Сколько их, этих мальчиков с рыжими волосами, так похожих друг на друга?