Я - осень, а ты май

Я смотрю на Настену, которая спокойно сдувает волнистую прядку со лба, и смотрит на меня, скрестив руки на груди. Я не знаю, что произошло за те двадцать минут, что мы не виделись, но по взгляду понимаю — ей есть, что сказать.

— Проходи.

Настена юркает в мой кабинет, а я запираю за нами дверь, снова отмечая взглядом ее усилившуюся худобу. Опять забывает поесть? Или голодает намеренно?

Настя быстро оглядывается, с любопытством осматривая мой кабинет, куда попала впервые. Он больше, чем ее, но и наш отдел один из самых крупных в журнале. А еще я работаю здесь дольше, и уже успел обставить все по своему вкусу.

— Красивая картина, — отмечает она выбивающееся из серого интерьера яркое пятно, и неосознанно переступает с ноги на ногу.

— Работа человека, страдающего шизофренией. У меня была статья о доме сумасшедших. Долго торговался с медсестрами — в итоге согласились продать мне с условием, что это останется только между нами.

— Ты их тоже обманул?

Один вопрос — обвинение — и я моментально понимаю, почему нам с Настей капец как сложно дается выяснение отношений. Так вот поэтому — ну не выношу я начало разговора с претензий!

А Настя, как обычно, не может совладать с эмоциями, и валит на меня чем попало.

— Тебя я не обманывал. Ни разу за все время.

Настя глубоко вздыхает, будто пытается справиться, но безуспешно. У нее слишком учащено дыхание, и мелко-мелко дрожат пальцы — отчего я понимаю, что девушка на взводе.

— Ты сказал, что был у Киры.

— Все верно.

— Но ты даже не зашел в дом!

— Вопрос был какой? Ездил ли я к Кире. Так вот, я ездил. Ты сама сказала, что ответ простой — да или нет.

Настена краснеет, стискивает губы, отчего становится похожа на недовольного и обиженного ребенка. Меня всегда умиляла ее внешность — но сейчас, в нашей ситуации, я бы хотел найти за этим личиком взрослую, отвечающую за свои слова и поступки женщину. Я же знаю, что она там где-то есть.

Но пока лишь недовольный всем птенчик прилетел выяснять совсем глупые вещи.

— Ты ведь мог объяснить! — она хватается за лоб в каком-то отчаянном жесте, и неожиданно совсем просто, искренне и отчаянно шепчет, — я ведь думала… Я жила три дня, уверенная, что ты трахался со своей бывшей!

Я приподнимаю брови, но это скорее защита от ее слов, нежели удивление. Да, я отлично понимал и осознавал, что произношу. Более того — даже хотел после ее расспросов и нежелания слушать произнести фразу так двусмысленно. Но я абсолютно не готов сейчас к ее прорывающейся боли и к своим эмоциям на нее.

— Успокойся, — произношу и себе и ей, и Настя еще больше опускает плечи, будто я словами наношу удары, — я тебе еще в самом начале объяснил, что никаких левых женщин не будет, пока мы вместе. Если бы ты слушала и доверяла мне, а не всем вокруг — тебе бы не пришлось жить три дня с этими бредовыми мыслями.

— Как?! Как мне нужно было еще понять ту фразу, после твоих признаний о полиамории?! Это ведь логически вытекает одно из другого…

— Нет.

Я наблюдаю, как лицо девушки как из пулемета выстреливает эмоциями — сперва злость, отрицание, потом задумчивость, неверие… И наконец взгляд на меня, полный вопросов.

— Объясни, — выдыхает она бледно-розовыми губами, которые в обычное время гораздо насыщеннее, и замирает в ожидании ответов.

— Вижу, наконец-то ты готова слушать.

Я прохожу мимо нее, усаживаясь за стол нарочно долго, собирая мысли в кучу. Цепляюсь взглядом за напряженную позу, и начинаю говорить правду.

Как, впрочем, делал это всегда.

— Ты спросила меня про мое отношение к изменам. Сходить налево, втихушку изменять и испытывать влечение — это две абсолютно разные вещи. Кто тебе сказал, будто я собирался что-то такое делать? Я всего лишь сказал, что знаю плюсы, когда двое могут допустить подобное. И сам состоял в таких отношениях, так что по опыту понимаю, отчего это круто. Плюс, зная тебя, предположил, что при должном изучении вопроса ты и сама бы согласилась со мной, что для некоторых пар полиамория — действительно шаг к развитию и верности, как бы парадоксально это ни звучало. Но я не раз повторил, что никого не наебывал, и уж тем более не собирался обманывать тебя. А ты сделала свои выводы.

Настя думает с минуту над моими словами, и, я уверен, прогоняет в памяти наш предыдущий диалог. Что ж, мне нечего бояться — я четко произносил свою позицию, и никого не пытался ни к чему принудить. Да и с Настей… Это ведь совсем не про нее история.

— Ты сказал мне… — Настена закусывает губу, но продолжает говорить, глядя куда-то на мои ладони, — что понял, будто можешь быть влюблен в нескольких женщин сразу.

— Могу.

Она поднимает карие, наполненные слезами глаза, и буквально пронизывает пространство между нами.

— Это больно, Максим.

— Больно, потому что правда? Хм. Знаешь, если бы ты хоть немного углубилась в этот вопрос, то поняла бы — это присуще большинству людей на планете. Мы все полигамны, а моногамия придумана в рамках удобства для общества и института брака. Но послушай вот еще что…