Я останавливаю время

К вечеру белый ураган достиг такой силы, что мы пожалели, что собрали самолеты. Резкий порывистый ветер рвал на крыльях перкаль, а измученные, с обмороженными руками летчики и техники не успевали тросами крепить самолеты. Несколько раз лопались причальные тросы. И только благодаря нечеловеческим усилиям экипажа, ценой обмороженных рук и ног, простуженных легких удалось спасти машины и выстоять бешеный натиск ледяной пурги.

Начальник летной группы капитан Каманин терпеливо ждал хорошей погоды — от этого зависел успех всего мероприятия.

Пурга свирепствовала несколько дней и так же неожиданно, как началась, — кончилась. Выглянуло солнце, и все преобразилось и засверкало. Но метеосводки лететь не разрешали.

15 марта… «Иды марта»…

…Сегодня удивительно хорошая погода. Чистое небо, ослепительный снег и бирюзово-зеленое море… Я сел на катер и поплыл к берегу. Не доходя до берега, оглянулся на наш корабль и… обомлел: корабль отделился от горизонта и повис в воздухе — большой, увеличенный в несколько раз… А вечером, когда алым цветом окрасились сопки и спокойное свинцовое море приняло розово-сиреневый оттенок, ярко-красное солнце, не дойдя до горизонта — до линии моря, — как бы проскользнуло в невидимую щель…

Ночью небо здесь далекое-далекое — каким оно будет за Полярным кругом?..

17 марта решили с помполитом Злобиным съездить в корякский поселок за 12 километров — провести политчас по докладу Сталина XVII партсъезду. Сели на нарты с упряжкой из 12 собак, взятых из Петропавловска. Их хозяин — каюр Скурихин — старый полярник, шесть лет проведший на Земле Врангеля. Собаки с радостным лаем рванулись вперед…

Мы бешено мчались меж низких пригорков, сияющих ослепительным блеском. Слезились глаза, и захватывало дыхание от морозного ветра. После корабельного плена, казалось, собаки разнесут нас, развеют по белой пустыни. Иногда поднимались на пригорок. Скурихин спрыгивал с нарт и бежал рядом, помахивая в воздухе длинным шестом. Собаки с веселым лаем преодолевали препятствие и снова стремительно неслись вперед. Так добрались до стойбища коряков, где я снял интересный сюжет о жизни оленеводов.

В поселке зашли в факторию АКО (Акционерное камчатское общество) — маленький домик, где в одной половине живет с женой зав. факторией Дюжиков, а в другой — магазин, увешанный пушниной, заставленный товарами для обмена на пушнину. Выпили у Дюжикова несчетное количество чашек чаю, зашли в соседние яранги — хижины, сложенные из дерна, в каждой из которых живет несколько семей. В яранге, увешанной и устланной оленьими шкурами, вповалку лежат голые ребятишки, женщины и мужчины.

Провели в этом поселке митинг. Оказалось, что во всем поселке у них три члена партии и несколько комсомольцев. О гибели «Челюскина» они ничего не знают, да, вероятно, и после митинга не поняли, зачем корабль пошел туда, где опасно плавать. Узнав от нас, что мы привезли с собой больших чаек, на которых могут люди летать, один из оленеводов тут же, не дожидаясь нас, ушел в Олюторку на аэродром.

Когда мы тронулись в обратный путь, коряки долго стояли толпой и махали нам вслед, и ветер доносил гортанные крики их напутствий… Что они поняли из длинного рассказа нашего помполита о XVII партсъезде? Да и все ли достаточно хорошо понимали по-русски? Тогда мы об этом не задумывались — мы возвращались в Олюторку с умиротворенным чувством исполненного долга…

СТРАНИЧКИ ИЗ ДНЕВНИКА

И покуда живу, и покуда дышу,

Океанский простор не забуду.

Песня 30-х годов

Наконец 20 марта пурга прекратилась. Начали опробовать самолеты. Одному из первых, с летчиком Шурыгиным, удалось полетать тому самому коряку, который ушел на аэродром сразу же после митинга — не дожидаясь нас. До момента полетов он оставался на берегу, жил рядом с самолетами. Он даже оказался членом Осавиахима, чем страшно гордился. Когда после полета он вылез из кабины самолета, восхищенный и взволнованный, он долго прыгал на месте, а затем быстро убежал в свой поселок. Конечно, он стал самым большим человеком у себя в округе. И потом, когда уже самолеты улетели, и ребята из нашего экипажа поехали в поселок, вернувшись, они рассказывали, как наш воздухоплаватель то и дело повторял, к месту и не к месту вставляя в разговор: «Есть контакт! От винта!».

21 марта — солнечный, ясный, тихий день. В 9 часов 20 минут пять наших самолетов под командованием летчика Каманина, тяжело оторвавшись от снежного поля, поднялись над берегом и взяли курс на север… К концу дня ждали от них радиограмму, но весточка пришла только 23-го — мы узнали, что три самолета долетели до Анадыря, один потерялся в тумане и один не смог вылететь из Майна Пыльгина.

21-го попытались вылететь и два самолета-амфибии Ша-2 с парохода «Сталинград», но, покружив над нами и так и не набрав высоты, оба свалились у самого берега моря. Одна машина разбилась вдребезги — чудом уцелел экипаж, другая при падении подломилась. Амфибии решили погрузить на «Смоленск» — одну для починки, другую на запчасти.