Я оставлю свет включенным

Невысокая, корпулентная Анжела сидела на краю стула и, казалось, занимала собой все пространство небольшой гостиной, чисто выметенной и вымытой к приезду дорогой гостьи. Анжела была вся олицетворением власти. Светлана Фоминична уже и не могла припомнить, в какой момент она сама стала немного побаиваться собственную дочь и не отваживаться ей перечить. Именно поэтому она так тщательно подбирала слова в ответ на ее вопросы, аккуратно нанизывая их одно за другим, страшась нарушить равновесие.

– У Таши она, с Митенькой, – покорно ответила Светлана Фоминична и, сделав уже привычную паузу, встала и засуетилась. – Еще чаю, Анжелочка? У меня со вчера блинчики остались, могу разогреть, поешь домашненькое.

– Я на диете, мама, – строго отрезала Анжела и приказала: – Сядь. Что происходит? Где Николь? Ты сказала ей, что я сегодня приеду?

Она взглядом пришпилила мать к стулу. Та вместо ответа молча кивнула и даже не стала трепыхаться, словно бабочка, пронзенная булавкой энтомолога. Светлана Фоминична отвела глаза и вцепилась руками в фартук.

– И? – поторопила ее дочь и начала выбивать дробь носком туфельки, выказывая нетерпение. Время поджимало. Его и так удалось выкроить с трудом, на свой страх и риск отменив совещание с главами районов.

– Ну что «и», что «и»? – вдруг выпалила мать и наконец-то отважилась посмотреть Анжеле в глаза. – Сама-то как думаешь? К соседке она убежала, вместо того чтобы сидеть тебя ждать.

– Понятно. – Анжела встала и заняла собой все оставшееся пространство.

Ярко-розовый костюм, немного кричащий, но удивительно гармонирующий с избыточной красотой женщины в самом соку. Юбка чуть ниже колена, приталенный пиджак, подчеркивающий натуральное богатство – внушительный бюст. Крепкие крестьянские ноги с массивной голенью, которую Анжела всю жизнь пыталась сделать изящнее с помощью обуви на высоком каблуке. Вот и сейчас приехала в деревню на шпильках. Хотя что ей – водитель забрал из облисполкома и довез до материнского порога.

– Позови ее, – приказала Анжела, подходя к окну, отодвигая занавеску и вдыхая аромат осенних яблок.

– Звала уже, – отозвалась мать. – Не хочет идти, где-то в саду спряталась, сидит небось с Митей на дереве.

– Этот Митя – кто он? – Анжела обернулась и уставилась на Светлану Фоминичну, слегка нахмурившись.

– Это сын Таши, соседки, – пояснила та.

– Таша? Что за имя такое, как собачья кличка? – спокойно, не меняя тона, поинтересовалась Анжела.

– Наталья она, – вздохнула Светлана Фоминична, – но все Ташей кличут.

– Ясно. И где ее найти?

– Так дом справа.

– Там же никто не живет, – удивилась Анжела.

– Уже два года как живет, доченька, – вздохнула Светлана Федоровна и снова отвела глаза.

Тяжело ступая до деревянному полу, Анжела направилась к двери, немного наклонилась, чтобы не удариться головой о низкую притолоку, взялась за ручку, но, не сдержавшись, обернулась и выпрямилась:

– Знаешь, мама, ты напрасно пытаешься меня в чем-то упрекнуть. Я ведь совершенно не сержусь и не обижаюсь, что ты меня в свое время сдала на пятидневку. Как бы ты сама и работу, и меня потянула? Дитем я не понимала, конечно, а сейчас поняла. И Николь поймет. Тем более у бабушки всяко лучше, чем в интернате.

Она замолчала и уставилась на мать, ожидая ее реакции. Он хотела прочитать в ее глазах одобрение или в крайнем случае просто эмоции. Но та недвижимо смотрела в окно, через которое в комнату проникал запах яблок и гомон детворы.

– Знаешь, доченька, – Светлана Фоминична аккуратно разгладила несуществующую складку на фартуке, – если я о чем в своей грешной жизни и жалею, так это о той проклятой пятидневке.

* * *

Она все вспомнила, стоило ей поднять решение о переводе детей на домашнее обучение и увидеть копии их паспортов. Она вспомнила наркоманку с выводком, встреченную на автобусной остановке в самый худший день ее жизни. Татьяна не смогла сдержать ликования. Она даже рассмеялась, чем немало удивила сотрудников облоно.

Господи, теперь все становится на свои места. Домашнее обучение, нелюбовь к школе, жизнь в дыре, стремление влюбить в себя всех и каждого. Эта Таша – Глафира, которая просто выдавала себя за другого человека. Интересно, как ей удалось похитить четверых детей?

Сегодня утром Татьяна Николаевна принесла заявление в опеку с просьбой проверить условия проживания и законности нахождения в Приусадебном четверых детей. Попросила их дела и увидела, что матерью всех четверых значится Наталья Дорман. Наталья, а не Глафира! После чего Татьяна объявила, что у нее есть все основания полагать, что дети украдены и находятся в стране нелегально.

Чиновники пообещали, что передадут информацию о «возможно ненастоящей матери» в полицию, ну и со своей стороны сделают все возможное, чтобы обезопасить детей.

После посещения опеки Татьяне Николаевне даже пришлось пройтись по улице минут двадцать медленным шагом, чтобы немного успокоиться. Неужели теперь все поймут, что зло – это не она, а та львица в овечьей шкуре, ловко прикидывающаяся доброй?