Я отпускаю тебя

Рэй прикусил язык. Они с Мэгс являлись прекрасной командой, но подход к воспитанию у них диаметрально отличался: Мэгс была гораздо мягче с детьми и всячески их опекала, тогда как Рэй предпочитал дать сыну и дочери возможность вкусить самостоятельности.

– Ладно, не буду, – пообещал он.

– В школе предложили посмотреть, как пойдет дело в ближайшие два месяца, и снова собраться всем вместе через пару-тройку недель после каникул. – Мэгс демонстративно поглядела на Рэя.

– Назови дату, и я там буду, – клятвенно пообещал он.

Глава 6

Отблеск фар на мокром асфальте ослепляет каждые несколько секунд. Люди спешат мимо по скользкому тротуару, проезжающие машины обдают пешеходов веером брызг. Горы опавших листьев промокшими грудами лежат у ограждения: яркие цвета поблекли до тускло-бурого.

Пустая дорога.

Джейкоб бежит.

Визг покрышек тормозящей машины, глухой удар о капот и бессильное сползание уже мертвого Джейкоба на дорогу. Паутина трещин на лобовом стекле. Кровь, собирающаяся под головой мальчика. Одинокое белое облачко дыхания.

Вопль прорезает мой сон, и я, вздрогнув, просыпаюсь. Солнце еще не взошло, но в спальне горит свет: я теперь не могу находиться в темноте. Сердце бьется тяжело и часто. Я сосредотачиваюсь на том, чтобы дышать ровно.

Вдох-выдох.

Вдох-выдох.

Тишина давит, а не успокаивает, поэтому в мякоти ладоней остаются полукруглые следы ногтей, пока я жду, когда уляжется паника. Сны становятся все отчетливее и правдоподобнее: я ясно вижу его и слышу отвратительный треск, с которым голова ударяется об асфальт…

Кошмары начались не сразу, но теперь они не желают униматься. Каждую ночь я лежу в кровати, борясь со сном и проигрывая в уме различные сценарии, как в детских книжках, где финал выбирает читатель. Я плотно зажмуриваюсь и представляю альтернативный вариант, когда мы ушли на пять минут раньше или позже, и Джейкоб остался жив и спит сейчас в своей кроватке, и его ресницы спокойно темнеют на фоне круглых щек. Но ничего не меняется. Каждую ночь я заставляю себя проснуться пораньше, будто, прервав кошмар, можно обратить вспять и реальность. Но, похоже, возник некий устойчивый шаблон, и вот уже несколько недель я вскакиваю по несколько раз за ночь от глухого удара маленького тела о бампер и моего бесполезного вопля, когда Джейкоб скатывается с капота на мокрую дорогу.

Я живу затворницей в каменном коттедже – не хожу дальше деревенского магазина, где покупаю молоко, и существую на тостах с кофе. Я трижды решала зайти к Бетан в трейлерный парк и три раза передумывала. Это досадно: у меня уже давно нет подруг, и примерно столько же времени они мне очень нужны.

Я сжимаю левую руку в кулак и разгибаю пальцы, затекшие и непослушные после ночного сна. Боль теперь редко меня беспокоит, но я ничего не ощущаю в области ладони, и два пальца потеряли чувствительность. Стискиваю кулак, чтобы прогнать щекочущее покалывание. Конечно, надо было сразу обратиться к врачу, но это казалось такой мелочью по сравнению с тем, что случилось с Джейкобом, и боль представлялась чем-то справедливым и заслуженным. Поэтому я просто бинтовала руку, скрипя зубами каждый раз, как приходилось отдирать присохшую повязку. Постепенно рука поджила, но линия жизни навсегда скрылась под сплошными рубцами.

Я вытаскиваю ноги из-под горы одеял на кровати. Наверху нет отопления, и стены блестят от конденсата. Я поспешно натягиваю спортивные брюки и темно-зеленую фуфайку, не потрудившись выправить из-под нее волосы, после чего спускаюсь в гостиную. Ледяные плитки пола заставляют беззвучно ахнуть, прежде чем я на цыпочках добегаю до кроссовок и отодвигаю засов на двери. Я всегда вставала рано – вместе с солнцем, чтобы поработать в мастерской. Без своей работы я чувствую себя потерянной, заблудившейся в поисках новой себя.

Летом здесь будут туристы – пожалуй, не в такой ранний час и не так далеко от моря, но на пляже яблоку негде будет упасть. Однако пока песчаный берег мой, и одиночество приятно. Тусклое зимнее солнце медленно одолевает скалистые вершины, отражаясь блеском в ледяной корке луж на тропе, огибающей бухту. Я перехожу на бег, и мое дыхание повисает в воздухе судорожно вырвавшимися белыми облачками. В Бристоле я не ходила на пробежки, а здесь заставляю себя пробегать целые мили.