Я отвечаю за все

— Спокойной ночи, папа. Ты, правда, не сердись. Я понимаю, что решать вопросы кулаками в нашем возрасте — глупо, но…

— Да, да, я понимаю, — мучаясь недосказанностью, сказал Штуб, — понимаю. Но только…

Он не знал, что — только. И вдруг понял.

— Подожди! — велел он сухо.

Алик остановился, обернулся к отцу. Он стоял уже у двери — маленький Штуб, плечистый, крепенький.

— Этой дракой и тем, что ты ударил Лешку, — раздельно, как в своем служебном кабинете, сказал Август Янович, — ты… ты поступил низко, понятно? Ты — сын начальника, работника госбезопасности, ты тоже Штуб. Штуб! — повторил он громче. — Понятно?

Маленький Штуб кивнул скорбно и виновато.

— Понял ли?

— Я же не пень, — шепотом ответил Алик.

— Ступай. И позови на минутку маму.

Зося, конечно, пришла не сразу — лихорадочно дочитывала и, не дочитав, принесла книгу с собой.

— Зоська, — сказал Штуб, — знаешь что, Зоська?

— Что, Штубик? — ответила Зося. Она его иногда так называла — чтобы он отвязался, если ей было интересно читать. — Что тебе, Штубик?

Нет, судя по ее лицу, Алик ей ничего не наболтал насчет Алешки Крахмальникова.

— Ничего, — неслышно вздохнув, ответил он, — устал сегодня. Иногда кажется — лопну!

Зося резко повернулась к мужу. Он никогда еще не жаловался. Только во сне — стонал. И вскакивал, оглядываясь. А сегодня он, видимо, действительно ужасно, нестерпимо устал — даже очки снял, чтобы не видеть ничего, что ли? И смотрел в ее голубые глаза беспомощно, не различая их бесконечно доброго света.

— Все Цвейг, Цвейг, — еще раз вздохнув, сказал он. — А Пушкин? — И прочитал негромко наизусть:

Посадят на цепь дурака
И сквозь решетку, как зверька,
Дразнить тебя придут…

— К чему это? — с тревогой в голосе спросила Зося.

Но Штуб продолжал:

А ночью слышать буду я
Не голос яркий соловья,
Не шум глухой дубров —
А крик товарищей моих,
Да брань смотрителей ночных,
Да визг, да звон оков.

— Перестань, Август, — попросила Зося, — пожалуйста, милый. Что с тобой делается?

Он обнял ее, крепко прижал к себе и сказал, уже посмеиваясь:

— Курить, мамочка, надо меньше. Гулять перед сном. Острое, копченое, соленое — исключено. Ужин отдай врагу. А я съел сам. Вот и расплачиваюсь…

Глава пятая

КЛЯТВА ГИППОКРАТА

Вызван Устименко был на четырнадцать, но и в шестнадцать многоизвестный золотухинский секретарь — референт Голубев — Владимира Афанасьевича не замечал. Он все с почтой разбирался, бумаги по папкам раскладывал да собеседовал по телефонам. В шестнадцать десять Устименко поднялся со своего дерматинового дивана и без лишних околичностей отворил дверь и вошел к Зиновию Семеновичу. Золотухин сидел над горой бумаг, но не читал их. Только подойдя ближе к огромному письменному столу, Устименко разглядел, что глаза Золотухина закрыты и, подпершись тяжелой рукой, он спит. Лицо его даже во сне было так замучено и горестно, что Владимир Афанасьевич невольно отступил, но получилось это неловко: палкой он толкнул кресло, и сделался шум, от которого Золотухин проснулся.

Несколько мгновений он ничего не понимал, потом ладонью обтер лицо и, без всякой принужденной приветливости, сурово велел:

— Садись, доктор.

Устименко сел.

Золотухин посмотрел на стрелки огромных часов, что стояли в углу, закурил, затянулся и неловко извинился:

— Задержал, прости. Две ночи без сна, супруга моя совсем растерялась.

Владимир Афанасьевич не спросил — почему: догадывался.

— Ну, так слушаю тебя, — стараясь оживиться при помощи папиросного дыма, сказал Золотухин.

Устименко сдержанно, вполне благопристойно, в немногих, но достаточно крутых словах поведал все свои строительные беды и даже несчастья. Золотухин, вычерчивая карандашом в блокноте кривые, осведомился, «что делать надо?»

— Дайте наконец людей в достаточном количестве.

— А не хочешь ли ты, небога, еще и мяса? — гоголевской фразой, но без всякого юмора спросил Золотухин.

— Я хочу, чтобы, например, силы высококвалифицированных военнопленных не расходовались так бессмысленно и бездарно, как они расходуются сейчас, — стараясь перехватить уходящий от него тяжелый взгляд Золотухина, резко и даже грубо сказал Устименко. — Мне хорошо известно, что специалисты: паропроводчики, толковые маляры, кровельщики, каменщики, бетонщики, жестяники — самые притом высококвалифицированные…

— Не по моей части, — прервал Золотухин. — Не моя команда. Я бы их и сам с гораздо большей пользой распределил по объектам. Так что измени тематику. Да, впрочем, ты, я слышал, на эту тему в высокие инстанции обратился?

С удивлением Устименко подумал — откуда мог слышать Золотухин, но ничего не спросил:

— Хорошо, изменю тематику. Дайте, товарищ Золотухин, строителей немедленно, снимите хотя бы с универмага, с…

— Универмаг мы и так против плана завалили, — сказал Золотухин доверительно, — вообще завал за завалом…