Читаем Я — Оззи полностью

Мы не прикалывались над ним, ничего подобного; в конце концов, не так давно сам в семейном кругу пел «Living Doll». Клифф вроде бы исполнил тогда «I Ain't Got Time Any More». Много лет я не видел этой записи, может ее стерли, чтобы освободить бобину, так часто случалось на Би-Би-Си. Ну, что я вам скажу: вовсе не удивился бы, если в программе «Top Of The Pops» 1970 года он выглядел старше, чем теперь. Его счетчик лет крутится в обратную сторону. Всякий раз, когда я его встречаю, оказывается, что он опять сбросил пару лет.

Когда пришла наша очередь, меня парализовал страх. Оставшееся трио не должно было сыграть ни одной ноты: просто вжиться в обстановку и притопывать в такт фонограмме. А я должен был петь живьем. Это было мое первое выступление на телевидении, и я срал в штаны так, как не срал никогда в жизни. Просто ужас. Во рту так пересохло, мне казалось, будто он переполнен ватой. Но как-то выкрутился.

Родители смотрели меня по телеку, о чем я узнал от братьев пару дней спустя. Даже если они гордились мною, то не сказали об этом. Все же тешу себя надеждой, что гордились.

Эта песня изменила нашу жизнь. Я любил ее петь. Через пару недель на наших концертах стали появляться истеричные девчонки, бросавшие в нас трусами, это была приятная новость. И в тоже время мы были обеспокоены тем, что наши преданные поклонники могут обозлиться на нас. Сразу после «Top Of The Pops», мы выступали в Париже. После концерта ко мне прилепилась премилая французская девушка. Привела меня к себе и отдрюкала так, что перья летели. Я не понял ни слова из того, что она говорила. Порою так даже лучше, если знакомство должно длиться одну ночь.

Америка казалась для меня прекрасной.

Взять, например, пиццу. Я тогда мечтал, чтобы кто-нибудь изобрел новый вид еды. В Англии у нас всегда яичница с жареной картошкой, сосиски с жареной картошкой, пирог с жареной картошкой. Ко всему подавался картофель. Знаете, в конце концов, это надоедает. Но в начале 70-х, в Бирмингеме было трудно найти салат руккола с тонко нарезанными кусочками пармезана. А если что-то не жарилось на жиру, то люди спрашивали: «Что это за хрень?!» И только в Нью-Йорке я открыл для себя пиццу. Это знакомство снесло мне башню. Пожирал десять, двадцать кусков в день. А когда до меня дошло, что могу купить себе большую пиццу, начал заказывать ее где только можно. Уже не мог дождаться возвращения домой, чтобы рассказать всем корешам: «Послушайте, это бомба! Это из Америки и называется пицца. Похожа на хлеб, только в тысячу раз лучше!» Однажды попробовал воспроизвести нью-йоркскую пиццу дома, чтобы Телма попробовала. Приготовил тесто, натаскал банок с фасолью, сардинами, оливками и прочей дрянью и все высыпал наверх. Товару вбухал на пятнадцать целковых. Но через десять минут все начало растекаться в духовке, как будто кто-то там наблевал.

Телма смотрит и говорит:

— Мне, наверно, пицца не понравится, Джон.

Она никогда не назвала меня Оззи, моя первая жена. Ни разу, сколько ее знаю.

Другая обалденная вещь, с которой познакомился в Америке, был «Harvey Wallbanger»: коктейль из водки, ликера «Гальяно» и апельсинового сока. Эта херовина могла свалить меня с ног. Я выпил столько «волбэнгеров», что сейчас их на дух не переношу. Только понюхаю и со старта блюю.

Отдельная тема, это американские девушки, совсем не такие, как в Англии. Ну, скажем, вы познакомились с британской чиксой. Мило улыбаетесь, а потом все идет по накатанной: приглашаете ее в кабачок, покупаете подарки, а примерно через месяц спрашиваете, не хотела бы она немного пошалить.В Америке девушки сами подходят к вам и предлагают: «Пойдем трахнемся!» И пальцем не надо шевелить.

Мы узнали об этом в первую же ночь, когда остановились на ночлег в мотеле «Loew's Midtown Motor Inn» на углу 8 Авеню и 48 стрит, в довольно гадкой части города. Я не мог уснуть из-за смены часовых поясов, что так же являлось для меня новым, презабавным опытом. Ну, значит, лежу я с открытыми глазами, три часа ночи, кто-то стучит в дверь. Встаю, открываю, а там — тощая телка в тренче. Расстегивает пуговицы и я вижу, что под ним ничего нет, чувиха голая.

— Можно войти? — шепчет она сексуальным гортанным голосом.

И что я должен был ответить? «Нет, дорогая, спасибо. Я немного занят?»

Ну, значит, беру ее в оборот, а когда совсем рассвело, она поднимает с полу плащ, целует меня в щечку и отваливает.

Позже, когда все сидим за завтраком и пробуем понять, с чем едят кленовый сироп (Гизер полил им свои драники), я говорю:

— Вы не поверите, что со мною случилось ночью.

— А я поверю! — отвечает Билл и легко покашливает. Оказалось, что к каждому из нас ночью постучались. Со стороны устроителя гастролей это был акт гостеприимства по-американски.Хотя, судя по тому, как моя барышня выглядела при дневном свете — вполне могла разменять четвертый десяток — наверняка, он сделал оптовый заказ.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии