Я — Оззи

Но грёбаной прессе было по барабану, они продолжали гнуть свою линию. Одна из газет отправила корреспондента домой к моей маме в Волсолл, а потом опубликовала какие-то фантастические бредни о том, какой ужасной матерью она была и как дерьмово меня воспитывала. Ужас! А потом мама затеяла с ними перепалку, чем ещё больше накалила обстановку. Дошло до того, что мои дети перестали ходить в школу, за ними охотились у входа. Тогда я позвонил маме и сказал:

— Послушай, я знаю, что они пишут неправду, но бульварную прессу не победить. А если ты будешь продолжать ворошить осиное гнездо, моим детям устроят ад. Лучше уж я поеду на этой неделе и расскажу всё как есть на Би-Би-Си. А потом мы всё забудем, хорошо?

Мама согласилась, я появился в передаче Томми Вэнса на «Radio 1» и всё рассказал: что родители были классные, а пресса пишет неправду, в общем, ничего не забыл.

Всё. Конец. Точка. Довольно.

Не успел я оглянуться, как мама потребовала опровержения от одной из газет, и снова поднялся шум. Это продолжалось ещё три месяца и всё это время дети не ходили в школу.

Наконец, она звонит мне и говорит:

— Послушай, это тебе понравится. Они напечатают опровержение.

— Ну и что, ты довольна? — спрашиваю, а сам ещё злюсь на неё.

— Да, очень. Остался только вопрос компенсации.

— Компенсации?

— Я требовала пятьдесят тысяч, а они дают сорок пять.

— Так что, это всё ради денег? Мама, я бы сам тебе заплатил эти сраные деньги! Я старался защитить моих детей!

Сейчас, вспоминая эту историю, я не могу ни в чём винить мою маму. Она выросла в бедности и пятьдесят «штук» — это огромные деньги для неё. Но мне всё же было ужасно противно! Неужели всё крутится вокруг денег? В чём тогда смысл жизни? Знаете, мои знакомые сказали тогда: «Ты смотришь на это так, потому что у тебя есть бабло» и в чём-то они были правы. Меня бы добило, если бы ко мне пришел мой ребенок и сказал: «Прекрати, папа, ты причиняешь боль моей семье» — я бы немедленно его послушал. И не то, чтобы мама бедствовала — я давал ей денег каждую неделю. До неё как-то не доходило: чем больше она жалуется и задирается с прессой, тем больше пресса висит у меня на шее. От этого, в конце концов, испортились мои отношения с мамой. Мы всегда спорили о том или о сём, но потом наступало согласие, а после той истории с компенсацией я стал редко с ней видеться. Казалось, что все наши разговоры сводились к деньгам, а мне эта тема никогда не нравилась.

После выхода из центра реабилитации началась большая операция по моему очищению. Я серьезно похудел. Поехал в клинику пластической хирургии, чтобы убрать сорок четыре из сорока пяти подбородков. Врач только сделал отверстие, подсоединил пылесос и откачал лишний жир. Как в сказке. По секрету скажу: решился на это, отчасти для того, чтобы получить укол демерола, который я считал лучшим наркотиком.

Пользуясь случаем, избавился от лишнего жира и на животе. Я не являюсь противником пластической хирургии. Если вас что-то раздражает и вы можете от этого избавиться, так избавьтесь, вот что я думаю. Шарон сделала себе до фига этих операций; если вы попросите, она нарисует вам целую карту. И сейчас она выглядит чудесно. Это как в жизни: заплатил — получил.

Я почувствовал себя намного лучше, после того как сбросил лишних 18 килограммов. И довольно долго держался подальше от алкоголя, несмотря на то, что редко посещал встречи «Анонимных Алкоголиков». Там я чувствовал себя не в своей тарелке. Меня раздражает эта обстановка. Лучше выйду на сцену и пропою, всё что на сердце у меня перед двухсоттысячной толпой на рок-фестивале, но когда мне нужно рассказывать о своих чувствах перед людьми, которых я никогда в жизни не видел, что-то во мне блокируется. А так — мне нечего скрывать.

Заметьте, подобные встречи в Лос-Анжелесе были своего рода слётами рок-звёзд. Однажды, сижу себе на такой встрече в клинике в Лос-Анжелесе, вокруг свора жалких алкоголиков, глядь, а там — Эрик Клэптон. Это выглядело отвратительно, поскольку я тогда был уверен, что Клэптон ненавидит меня. Примерно лет десять до этого мы пересеклись с ним на какой-то церемонии награждения и кто-то хотел сфотографировать его, меня и Грейс Джонс[82]. Мы позировали для этого снимка, но я был нафарширован алкоголем и коксом и беспрерывно корчил глупые рожи. Мне показалось, что Клэптон боится меня или недолюбливает. Я начал было думать, что он лично перезвонил фотографу и попросил уничтожить фотографию. И как только заметил Клэптона в клинике, я быстро свалил через черный ход. Через несколько дней встретил его снова. Старался избежать встречи с ним, но в этот раз он пошел за мной.

— Оззи! — кричит, когда я перехожу улицу и направляюсь к машине.

— О! Привет, Эрик! — говорю.

— Ты чё, теперь здесь живешь? — спрашивает Клэптон.

— Да.

— Ну и как тебе, нравится?

Дальше пошло-поехало. Мы мило поболтали, честное слово. Две недели спустя просматривал журнал и наткнулся на эту фотографию, где я с ним и Грейс Джонс. Я кривлялся, Эрик улыбался. А значит, всё это было плодом моей фантазии.