Я печален печалью разлуки

Снова заученно смелой походкой
Я приближаюсь к заветным дверям.
Звери меня дожидаются там,
Пестрые звери за крепкой решеткой.

Будут рычать и пугаться бича,

Будут сегодня еще вероломней
Или покорней… не все ли равно мне,
Если я молод и кровь горяча?

Только… я вижу все чаще и чаще

(Вижу и знаю, что это лишь бред)
Странного зверя, которого нет,
Он – золотой, шестикрылый, молчащий.

Долго и зорко следит он за мной

И за движеньями всеми моими,
Он никогда не играет с другими
И никогда не придет за едой.

Если мне смерть суждена на арене,

Смерть укротителя, знаю теперь:
Этот, незримый для публики, зверь
Первым мои перекусит колени.

Фанни, завял вами данный цветок,

Вы ж, как всегда, веселы на канате.
Зверь мой, он дремлет у вашей кровати,
Смотрит в глаза вам, как преданный дог.

Март 1912

Оборванец

Я пойду гулять по гулким шпалам,
Думать и следить
В небе желтом, в небе алом
Рельс бегущих нить.

В залы пасмурные станций

Забреду, дрожа,
Коль не сгонят оборванца
С криком сторожа.

А потом мечтой упрямой

Вспомню в сотый раз
Быстрый взгляд красивой дамы,
Севшей в первый класс.

Что ей, гордой и далекой,

Вся моя любовь?
Но такой голубоокой
Мне не видеть вновь!

Расскажу я тайну другу,

Подтруню над ним,
В теплый час, когда по лугу
Ветер стелет дым.

И с улыбкой безобразной

Он ответит: «Ишь!
Начитался дряни разной,
Вот и говоришь».

1912

Любовь

Надменный, как юноша, лирик
Вошел, не стучася, в мой дом
И просто заметил, что в мире
Я должен грустить лишь о нем.

С капризной ужимкой захлопнул

Открытую книгу мою,
Туфлей лакированной топнул,
Едва проронив: «Не люблю».

Как смел он так пахнуть духами!

Так дерзко перстнями играть!
Как смел он засыпать цветами
Мой письменный стол и кровать!

Я из дому вышел со злостью,

Но он увязался за мной.
Стучит изумительной тростью
По звонким камням мостовой.

И стал я с тех пор сумасшедшим.

Не смею вернуться в свой дом
И все говорю о пришедшем
Бесстыдным его языком.

1912

Ангел-хранитель

Он мне шепчет: «Своевольный,
Что ты так уныл?
Иль о жизни прежней, вольной,
Тайно загрустил?

Полно! Разве всплески, речи

Сумрачных морей
Стоят самой краткой встречи
С госпожой твоей?

Так ли с сердца бремя снимет

Голубой простор,
Как она, когда поднимет
На тебя свой взор?

Ты волен предаться гневу,

Коль она молчит,
Но покинуть королеву
Для вассала – стыд».

Так и ночью молчаливой,

Днем и поутру
Он стоит, красноречивый,
За свою сестру.

1912

Девушке